[roninr]

Глава 20.
СВАТОВСТВО К БРАНВЕН
И ГОЛОВА БРАНА

В "Мабиноги Бранвен, дочери Ллира", второй из "Четырех Ветвей",
рассказывается, что Придери, достигнув зрелости и женившись на вдове по
имени Кигфа, однажды, в качестве гостя или вассала, явился ко двору
верховного бога Аида - самого Брана, сына бога моря Ллира. Двор детей Ллира,
Брана и его сестры Бранвен, по прозвищу "Прекрасная Грудь", его
единокровного брата Манавидана, а также двоих сыновей матери Манавидана,
Пенардун, от ее первого брака, находился тогда в так называемой Твр Бранвен,
то есть "Башне Бранвен", сегодня именуемой Харлех. Усевшись на край скалы и
устремив взоры в морскую даль, они вскоре увидели тринадцать кораблей,
приближающихся под всеми парусами со стороны Ирландии. Флотилия тем временем
подошла к самому берегу, и Бран послал гонца узнать, кто эти незнакомцы,
откуда они прибыли и что им надо в здешних краях. В ответ гонец услышал, что
это - корабли Матолвха, короля Ирландии, и что тот прибыл просить у Брана
отдать ему в жены свою сестру, прекрасную Бранвен. Бран согласился, и они
условились, что местом пышного свадебного пира будет Эйберфроу в Англси.
Матолвх со своим флотом должен будет прибыть туда по морю, а Бран со своей
свитой - сухопутным путем. Прибыв в назначенное место, они соорудили
временные палаты, ибо "никакой дом не был достойным принять Брана
Блаженного". Так Бранвен стала женой короля Ирландии [1].

[1] Матолвх бриттов, по-видимому, представляет собой аналог гэльского
Мэта, а его история, несомненно, перекликается с греческим мифом о
Персефоне.

Однако их отношениям недолго суждено было оставаться такими дружескими.
Из двух сыновей жены Ллира, Пенардун, матери Манавидана, первого звали
Нисен, а второго - Эфнисен. Нисен более всего на свете любил мир и покой и
всегда мог "примирить между собой своих братьев, даже если между ними
вспыхнула ссора". Эфнисен же, наоборот, "мог мигом поссорить между собой
братьев, даже когда те мирно беседовали". И вот теперь Эфнисен был вне себя
от ярости: с ним ведь не посоветовались, решив выдать Бранвен замуж. В
отместку за это он коварно отрезал губы, уши, брови и хвосты всем коням
Матолвха и его свиты.
Когда король Ирландии узнал о случившемся, он был буквально взбешен
нанесенным ему оскорблением, но Бран дважды посылал к нему послов, объяснив,
что все это было сделано без его ведома, чтобы поссорить их. Он обещал в
качестве возмещения отдать Матолвху здорового скакуна за каждого коня,
покалеченного Эфнисеном, а в придачу - поставец из серебра, ростом с самого
Матолвха, и золотое блюдо величиной с лицо короля Ирландии. Помимо всех этих
даров, он преподнес Матолвху волшебный котел, некогда украденный из
Ирландии. Магическое свойство этого котла заключалось в том, что, если в
него положить любого смертельно раненного воина, тот выздоравливал как ни в
чем не бывало, правда при условии, что он не лишился дара речи. Король
Ирландии с готовностью принял все эти дары, предал забвению нанесенное ему
оскорбление, возобновил самые добрые, дружеские отношения с детьми Ллира и
наконец отплыл вместе с Бранвен в Ирландию. Не успел миновать год со дня их
свадьбы, как Бранвен родила сына. Родители нарекли ему имя Гверн и отдали
его на воспитание самым достойным мужам Ирландии. Но на второй год до
Ирландии докатились слухи об оскорблении. нанесенном Матолвху в Британии.
Единокровные братья и родственники короля настаивали, что он должен жестоко
отомстить и начать с самой Бранвен. И прекрасную королеву сослали мыть
посуду и прислуживать на кухне, и каждый день повар отвешивал ей крепкую
затрещину по уху. Однако Бран даже не подозревал об этом, ибо всякое
сообщение между Ирландией и Британией было прекращено. Так продолжалось
долгих три года.
Тем временем Бранвен потихоньку от других приручила певчего скворца,
выучила его говорить, привязала к его крылу письмо, в котором рассказывала о
своих бедах, и отослала птичку в Британию. В конце концов скворец нашел
Брана, как и приказывала ему хозяйка, и, усевшись ему на плечо, опустил
крылышки. Письмо соскользнуло наземь, и Бран тотчас прочел его. Вне себя от
гнева он разослал гонцов в сорок четыре королевства, созывая войско в поход
против ирландского короля. Поручив Британию попечению своего сына,
Карадавка, и шести других сыновей, он поспешил к берегам Ирландии. Сам он
шел по воде, как посуху, а его спутники плыли на кораблях. В самой Ирландии
никто и не подозревал об их прибытии. Только пастухи-свинопасы, поившие
стадо свиней у берега моря, заметили невероятное чудо. Прямо на поверхности
моря возник лес - возник на том самом месте, где его никогда не бывало.
Возле него поднялась в небо гора с остроконечным гребнем, а по сторонам ее
раскинулись озера. И лес, и гора медленно приближались к берегам Ирландии.
Свинопасы поспешно рассказали обо всем Матолвху, который никак не мог
понять, что же там происходит, и послал к Бранвен спросить, что бы это могло
быть. "Это идут мужи с острова Славы [2]", - отвечала та, - они явились
сюда, потому что услышали, как вы мучаете и унижаете меня. Лес, который вы
видите, - это мачты их кораблей. Гора, которую видят ваши глаза, - это мой
брат Бран, идущий по воде словно посуху. Острый гребень - это его нос, а
озера по сторонам от него - это глаза моего брата".

[2] Остров Славы - поэтическое имя Британии, данное ей бардами.

Мужи Ирландии пришли в смятение. Они бросились к Шэннону и поспешно
разрушили мост через него. Но Бран, как ни в чем не бывало улегся поперек
реки, и воины преспокойно перешли по нему, как по мосту, на другой берег.
Тогда Матолвх решил прислать парламентеров с предложением заключить
мир. Во искупление своей вины он предлагал уступить трон Ирландии Гверну,
сыну Бранвен и племяннику Брана.
- А разве я сам не могу быть королем? - заявил Бран и не пожелал более
вступать ни в какие переговоры.
Тогда советники Матолвха посоветовали ему умилостивить разгневанного
Брана тем, что предложить воздвигнуть для него дворец, способный вместить и
выдержать его, и добровольно отдать ему королевство. Бран согласился принять
такой дар, и вскоре громадное здание было построено.
Однако строители оказались людьми коварными. По сторонам каждого из
доброй сотни опорных столбов дома висели огромные кожаные мешки, в каждом из
которых сидело по вооруженному до зубов воину, которые должны были в нужную
минуту по условному сигналу разрезать мешок и выскочить наружу. Но Эфнисен,
войдя в дом и заметив странные мешки, тотчас заподозрил неладное.
- Что это там за мешки? Что в них? - спросил он первого же ирландца,
попавшегося ему на глаза.
- Мука, - отвечал ирландец. Тогда Эфнисен крепко ударил по мешку
кулаком, как если бы в нем действительно была мука, и принялся колотить по
нему до тех пор, пока не убил воина, сидевшего внутри. Точно так же он
поступил и со всеми остальными мешками.
Через некоторое время оба войска встретились в огромном дворце. Мужи
Ирландии вошли через одни ворота, а воины Британии - через противоположные.
Встретившись в самом центре громадного зала, они уселись друг против друга.
Ирландский двор принял Брана с королевскими почестями, а затем состоялось
коронование Гверн, сына Бранвен. Гверн был провозглашен королем Ирландии
вместо Матолвха. Затем, когда торжественная церемония была окончена, мальчик
подошел к каждому из своих дядей, чтобы поближе познакомиться с ними. Бран
улыбнулся ему и погладил его по головке; точно так же поступили и Манавидан
с Нисеном. Но когда очередь дошла до Эфнисена, коварный сын Пенардун схватил
доверчивого ребенка за ноги и швырнул его головой в жарко пылавши очаг.
Увидев своего сына мертвым, Бранвен попыталась было сама броситься в огонь
вслед за ним, но Бран удержал ее. Тогда воины враждующих армий схватились за
оружие, и началась такая сеча, которой никогда еще не бывало ни н одном
дворце на свете. Битва продолжалась несколько дней подряд, но у ирландцев
было явное преимущество, ибо они поскорее опускали своих убитых в тот самый
волшебный котел, и те выходили из него целыми и невредимыми. Узнав об этом,
Эфнисен решил найти способ как-нибудь искупить все те несчастья, которые его
злобная натура навлекла на Британию. Он принял облик одного из убитых
ирландских воинов, и его вместе со всеми остальными тоже положили в котел.
Тогда он магическим путем раздулся, став настоящим великаном. Котел лопнул,
а вместе с ним лопнуло и сердце самого Эфнисена. После этого силы сторон
вновь уравнялись, и в следующем сражении мужи Британии перебили ирландцев
всех до единого. Но и из них целыми и невредимыми остались лишь семеро:
Придери, Манавидан, Глюней, сын Тарана [1], Талиесин Бард, Инаваг, Грудиен,
сын Муриела, и Хейлин, сын Гвинна Старого.

[1] Этого персонажа, по-видимому, можно отождествить с галльским богом
Таранисом. Указание на это есть в старинной ирландской книге "Этирун, идол
бриттов".

Сам Бран был ранен в ступню отравленным дротиком и умирал в ужасных
муках. Он приказал семерым своим друзьям, оставшимся в живых, отрубить ему
голову, отвезли ее на Белый Холм в Лондоне [1] и похоронить ее там, положив
в могиле лицом в сторону Франции. Далее он пророчествовал о том, каким будет
их путешествие. Им придется провести целых семь лет в Харлехе, где они будут
непрерывно пировать, а птицы Рианнон будут не умолкая петь для них, и его,
Брана, голова тоже будет веселиться с ними, словно она и не думала
отделяться от его тела. Затем они проведут еще дважды сорок лет в Гвэлсе
[2]. Все это Время на голове Брана не появится ни малейших следов тления, а
беседы их будут настолько увлекательными, что они и не заметят, как пролетят
эти годы. Но в назначенный час сама собой откроется дверь, ведущая в сторону
Корнуолла, и после этого они должны, не медля ни минуты, поспешить в Лондон
предать земле его голову.

[1] Это место, названное одним валлийским поэтом XII века "Белой
Вершиной Лондона, обителью немеркнущей славы", по всей вероятности, можно
отождествить с холмом, на котором сегодня высится знаменитый лондонский
Тауэр.
[2] Остров Грассхолм у побережья графства Пемброкшир.

Выслушав это пророчество, семеро уцелевших мужей обезглавили Брана и
отправились в путь, забрав с собой Бранвен. Через некоторое время они
высадились в устье реки Элоу в Англси. Бранвен сперва поглядела в сторону
Ирландии, а затем бросила взгляд на берег Британии. "Увы, - воскликнула она,
- и зачем я только родилась на свет! Из-за меня погибли целых два острова!"
Ее сердце разбилось от скорби, и она умерла. Старинный валлийский поэт,
"Гододин Ануэринский", повествует об этом с подлинно трагическим пафосом:

Смягчились даже голоса
У перелетных птах небесных,
Узревших столь прекрасный труп.
Ужели не осталось никого
Из родичей у этого алмаза,
Разбитого у струй текучих Амлвха?

"Они вырыли ей четырехстороннюю могилу, - говорит "Мабиноги", - и
предали ее земле на берегах Элоу". В старинных легендах это место неизменно
именуется Инис Бранвен. Затем семеро героев отправились в сторону Харлеха и
на пути туда повстречали мужчин и женщин, сообщивших им самые свежие
новости. Касваллавн, сын Бели, супруг богини Дон, разбил и прогнал
наместников, которым Бран поручил править Британией в его отсутствие. Затем
он, завладев волшебным покрывалом, сделался невидимым, перебил их всех,
кроме Пендарана Дифеда, приемного отца Придери, которому удалось бежать в
густые леса, и Карадавка, сына самого Брана, сердце которого разбилось от
горя. Таким образом, Касваллавн сделался королем целого острова, отняв трон
у Манавидана, законного наследника британской короны после гибели Брана.
Однако судьба повлекла семерых героев дальше, к месту погребения головы
их вождя. Они, как и пророчествовал Бран, прибыли в Харлех и пропировали там
целых семь лет, и все это время три птицы Рианнон распевали для них
волшебные песни, по сравнению с которыми все прочие мелодии казались дикими
и грубыми. Затем они провели еще дважды сорок лет на острове Гвэлс, пируя и
упиваясь сладким вином и слушая приятные беседы, в которых участвовала и
голова Брана. Впоследствии этот пир, продолжавшийся целых восемьдесят лет,
получил название "Забавы Благородной Головы". В самом деле, любопытно, что
голова Брана играет в мифологии бриттов куда более заметную роль, чем сам
Бран до того момента, как его обезглавили. Талиесин и другие барды неизменно
величают ее Урддавл Бен ("Достопочтенная Голова") и Утер Бен ("Дивная
Голова").
Но однажды приятным забавам витязей пришел конец: Хейлин, сын Гвина,
распахнул запретную дверь, пожелав, как и жена Синей Бороды, "узнать, верно
ли все то, что о ней говорят". Как только они поглядели в сторону Корнуолла,
магические чары, лежавшие на них целых восемьдесят семь лет, мигом слетели,
и герои обнаружили себя оплакивающими смерть вождя, как если бы он погиб в
этот же день. Однако они решили не предаваться скорби и поспешили в Лондон,
где и опустили гниющую и разлагающуюся голову в могилу на Тауэр Хилл,
обратив голову своего бывшего господина лицом к Франции, чтобы тот еще
издали заметил приближение врага к берегам Британии. Там голова и пребывала
до тех пор, пока ее с гордостью не выкопал из могилы Артур, "ибо он почитал
ниже своего достоинства удерживать власть над островом силой оружия, а не
доблестью и благородством". Однако, по словам Теннисона, писавшего в
"Королевских идиллиях", что беда явилась в образе

язычников безбожных,
приплывших из-за Северного моря,

неся с собой гибель и разрушение, и с тех пор это событие именуется
одним из "Трех коварных захватов Британии".


Глава 21.
ВОЙНА МАГИЧЕСКИХ ЧАР

Как сказано в "Мабиноги Манавидана, сына Ллира", следующим законным
главой семейства потомков Ллира стал Манавидан. Правда, у него не было ни
замка, ни земельных владений, но Придери предложил ему отдать во владение
Дифед и выдать за него замуж свою собственную мать, Рианнон. Госпожа, как
объяснил ее сын, еще сохранила черты былой красоты, а ее речь нисколько не
утратила прежнее очарование. По всей вероятности, Манавидан счел ее
достаточно привлекательной, а Рианнон со своей стороны тоже была очарована
мужественным обликом сына Ллира. Они вскоре поженились, и между Придери и
Кигфой, Манавиданом и Рианнон возникли настолько теплые отношения, что они
отныне почти не разлучались. Как-то раз, отпраздновав пышным пиром какой-то
праздник в Арбете, они отправились к тому самому волшебному кургану, у
которого Рианнон впервые встретила Пвилла. Как только они расселись на
холме, раздался оглушительный удар грома, и с неба тотчас спустился густой,
непроглядный туман, окутавший гостей холма, так что они не могли видеть друг
друга. Когда же туман наконец рассеялся, потомки Ллира обнаружили, что они
оказались в некой необитаемой стране. Земли вокруг, если не считать их
родового дворца, который тоже был перенесен на новое место, были пустынны и
бесплодны; кругом не было никаких признаков растительности, живых существ и
тем более людей. Легкого дуновения неких волшебных сил оказалось вполне
достаточно, чтобы полностью изменить облик Дифеда, превратив его из богатого
края в дикую пустыню.
Манавидан и Рианнон, Придери и Кигфа исходили тот край из конца в
конец, но так и не встретили ничего, кроме мерзости запустения да диких
зверей. Целых два года они прожили под открытым небом, питаясь дичью и
медом. На третий год они порядком устали от этой первобытной жизни и решили
отправиться в Ллогир [1], чтобы прокормиться там каким-нибудь ремеслом.
Манавидан умел делать отличные седла, и они были настолько хороши, что
вскоре во всем Херефорде люди перестали покупать седла у других седельщиков,
кроме него самого. Это навлекло на него зависть и вражду других седельщиков,
и те условились убить непрошеных чужеземных гостей. Так нашей четверке
пришлось перебраться в другой город.

[1] Ллогир - Саксонская Британия, т. е. Англия.

Здесь они начали делать щиты, и вскоре покупатели и видеть не желали
ничьих щитов, кроме тех, что были сделаны руками Манавидана и Придери.
Мастера-щитоделы пришли в ярость, и скитальцам опять пришлось уносить ноги.
Не лучший прием ожидал их и в третьем городе, где они занялись было
сапожным ремеслом. Манавидан ловко и быстро кроил башмаки, а Придери не
менее ловко шил их. Местные сапожники, естественно, невзлюбили гостей, и тем
не оставалось ничего иного, как возвратиться в свой неласковый Дифед и
заняться охотой.
Однажды охотничьи собаки Манавидана и Придери вспугнули белого дикого
вепря. Охотники погнались за странным зверем, и тот вскоре привел их в
глухое место к загадочному замку, которого, как хорошо знали охотники, еще
вчера здесь не было. Вепрь поспешно вбежал в замок; собаки последовали за
ним. Манавидан и Придери некоторое время ждали, что те вернутся, но
напрасно. Тогда Придери заявил, что он отправится в замок и разузнает, что
же стряслось с собаками. Манавидан попытался было отговорить его, убеждая
друга, что этот замок магическими чарами возвели те же самые незримые враги,
которые превратили в пустыню их добрый Дифед. Однако Придери все же решил
идти в замок. Войдя в странный замок, он не обнаружил ни вепря, ни собак и
вообще никаких следов человека. В нем не было ничего, кроме родника, бившего
посреди внутреннего двора, а возле родника стояла красивая золотая чаша,
прикованная толстой цепью к массивной мраморной плите.
Придери настолько понравилась эта чаша, что он протянул руки и хотел
было взять ее. Но его руки тотчас прилипли к ней, так что он не мог
двинуться с места.
Манавидан ждал его до позднего вечера, а затем возвратился во дворец и
рассказал Рианнон о случившемся. Она, будучи более решительной, чем ее
супруг, принялась упрекать его за трусость и тотчас поспешила в волшебный
замок. Вбежав в него, она увидела во дворе бедного Придери, руки которого
по-прежнему были приклеены к чаше, а ноги - к мраморной плите. Рианнон
попыталась было освободить его, но сама прилипла к нему и тоже стала узницей
замка. И тут раздался оглушительный удар грома, с небес опустился волшебный
туман, и замок вместе со своими пленниками исчез.
Теперь Манавидан и Кигфа, жена Придери, остались одни. Манавидан
успокоил бедную женщину и обещал защитить ее. В довершение всех бед их
собаки пропали в замке, так что они не могли более охотиться. Им пришлось
возвращаться в Ллогир, чтобы Манавидан вновь попробовал там заработать на
жизнь своим старым ремеслом - ремеслом сапожника. Но тамошние сапожники
опять сговорились убить чужеземцев, и те были вынуждены вернуться в свой
Дифед.
Однако на этот раз Манавидан успел захватить с собой в Арбет мешок
зерна и, засеяв им три надела земли, получил богатые всходы.
Когда настало время убирать урожай, Манавидан отправился на первое поле
и увидел, что колосья созрели. "Сейчас уже поздно, и я уберу урожай завтра",
- решил он; но когда наутро он вернулся на поле, то увидел на нем лишь
солому. На всем наделе не нашлось ни единого колоска.
Он поспешил на второе поле; и на нем зерно тоже созрело. Когда же на
следующий день Манавидан пришел собирать урожай, оказалось, что все колосья,
как и на первом поле, исчезли. И тогда он догадался, что зерно у него крадет
та же самая колдовская сила, которая так ужасно опустошила Дифед и похитила
Рианнон и Придери.
Зерно созрело и на третьем поле, и на этот раз Манавидан решил
выследить коварного похитителя. Вечером он захватил с собой оружие и уселся
в засаду. В полночь он услышал странный шум и, выглянув из засады, увидел
целые полчища мышей. Каждая мышка срезала колосок и спешила наутек.
Манавидан бросился в погоню за ними, но ему удалось схватить
одну-единственную мышку, оказавшуюся менее проворной, чем остальные. Он
посадил ее в рукавицу, принес домой и показал Кигфе.
- Завтра утром я ее повешу, - проговорил он.
- Подумай как следует: ведь вешать мышей - ниже твоего достоинства, -
возразила та.
- И все-таки я ее повешу, - отвечал Манавидан. На следующее утро он
отправился на волшебный холм и воткнул в землю двое вил, чтобы устроить
виселицу. Едва он покончил с этим, как к нему приблизился странный человек в
одеянии бедного ученого и почтительно приветствовал его.
- Что это ты делаешь, достопочтенный господин? - спросил он.
- Да вот, собираюсь повесить вора, - отозвался Манавидан.
- И что же это за вор? Я вижу в руках у тебя всего лишь жалкого
зверька, мышку. Но ведь человеку твоего ранга не подобает прикасаться к
столь низменным тварям. Отпусти ее.
- Я поймал ее в тот миг, когда она грабила мое поле, - возразил
Манавидан. - И кто бы она ни была, она должна умереть смертью вора.- Никогда
не думал, что мне доведется увидеть столь почтенного мужа, занимающегося
подобными делами, - вздохнул ученый. - Я дам тебе целый фунт [1], только
отпусти ее.

[1] Фунт - имеется в виду фунт стерлингов - самая крупная денежная
единица Англии. Название его восходит к латинскому libra (фунт), и
первоначально он соответствовал стоимости фунта серебра. Начиная с эпохи
Средневековья и вплоть до XX века фунт - крупная золотая монета. По
старинному счету 1 фунт стерлингов = 20 шиллингам, 1 шиллинг = 12 пенсам, 1
пенс = 4 фартингам. Фунт стерлингов был и остается самой дорогой (по курсу в
пересчете на золото) валютой мира. В XVII - начале XVIII века доход лорда в
среднем составлял 50-70 фунтов в год (прим. перев.)

- Я же сказал, - стоял на своем Манавидан, - что не желаю ни отпускать,
ни продавать ее.
- Как тебе будет угодно, достопочтенный господин. Это не мое дело, -
пошел на попятный ученый. Затем он молча удалился прочь.
Манавидан тем временем положил на вилы перекладину. Едва он покончил с
этим, как откуда ни возьмись появился другой незнакомец, на этот раз -
священник верхом на коне. Он тоже спросил Манавидана, чем это он занят, и
услышал тот же ответ.
- Господин мой, - произнес священник, - столь низкая тварь не стоит
никаких денег, но, чтобы ты больше не унижал свое достоинство, притрагиваясь
к ней, я готов дать тебе за нее целых три фунта. Подумай, это большие
деньги.
- Я не возьму за нее никаких денег, - возразил Манавидан. - Я решил
повесить ее - и повешу.
- Что ж, воля твоя - вешай, - вздохнул священник и ускакал прочь.
Манавидан накинул мышке на шейку петлю и собрался было затянуть
веревку, как вдруг перед ним предстал епископ в сопровождении свиты.
- Благослови, святейший владыка, - проговорил изумленный Манавидан.
- Всевышний да благословит тебя, сын мой, - отвечал епископ. - Что это
ты делаешь?
- Да вот, вора вешаю, - отозвался Манавидан. - Эта мышь коварно
обокрала меня.
- Так мне довелось присутствовать на ее казни, я готов дать за нее
выкуп, - заявил епископ. - Вот тебе семь фунтов. Возьми их и отпусти мышку.
- Нет, не отпущу, - возразил Манавидан.
- Хорошо, я выплачу тебе целых двадцать четыре фунта наличными, только
отпусти ее.
- Не отпущу ни за какие деньги, - стоял на своем упрямый лорд.
- Ну, раз ты не хочешь отпустить ее за деньги, - заметил епископ, - я
отдам тебе за нее всех моих коней со всей поклажей в придачу.
- Не хочу, - отозвался Манавидан.
- Тогда назови свою цену, - вздохнул почтенный прелат.
- На это я согласен, - удовлетворенно отвечал Манавидан. - Моя цена
такова: Рианнон и Придери должны получить свободу.
- Они получат ее, - поспешно согласился епископ.
- Но это еще не все; за них одних я не отпущу проклятую мышь, - заявил
Манавидан.
- Чего еще ты просишь? - спросил епископ.
- Чтобы с моего Дифеда были сняты колдовские чары, - проговорил
несговорчивый лорд.
- Они будут сняты, - пообещал епископ. - А теперь отпусти мышь.
- И не подумаю, - отвечал Манавидан, - пока не узнаю, кто она на самом
деле.
- Это моя жена, - признался епископ. - А меня самого зовут Ллвид, сын
Килкоэда; это я напустил волшебные чары на твой Дифед, на Рианнон и Придери,
чтобы отомстить за Гвавла фаб Клуда, который в игре "барсук в мешке"
проиграл самому Пвиллу, владыке Аннвна. Это мои слуги под видом мышей
приходили по ночам на твои поля и уносили зерно. Но поскольку моя жена
оказалась твоей пленницей, я тотчас отпущу Рианнон и Придери и сниму все
чары с Дифеда, как только ты отпустишь ее.
- Я не отпущу ее до тех пор, - возразил Манавидан, - пока ты не
поклянешься, что опять не напустишь колдовские чары на Дифед.
- Клянусь, что никогда этого не сделаю, - заяви.! Ллвид. - Ну а теперь
отпусти ее.
- Я не отпущу ее до тех пор, - продолжал упорствовать владелец Дифеда,
- пока ты не поклянешься никогда не мстить мне.
- Ты поступил мудро, потребовав этой клятвы, - со вздохом отозвался
Ллвид. - Если бы ты этого не сделал, на твою голову обрушилось бы немало
бед. Что ж, клянусь. Отпусти же теперь мою жену.
- И не подумаю, - стоял на своем Манавидан, - пока не увижу
собственными глазами Рианнон и Придери. Не успел он договорить эти слова,
как увидел, что Рианнон и Придери приближаются к нему, радостно приветствуя
его.- Как видишь, они свободны, - пробурчал епископ.
- Вижу и радуюсь, - отозвался Манавидан. Затем он отпустил мышку, и
Ллвид, прикоснувшись к ней своей волшебной палочкой, превратил ее в "молодую
женщину, самую прекрасную, которую только можно себе вообразить".
Оглядевшись вокруг, Манавидан обнаружил, что его Дифед опять стал
таким, как и прежде, - цветущим и ухоженным краем. На этот раз силы света
одержали победу. Мало-помалу они все увеличивали и увеличивали свои владения
в царстве тьмы, и в следующий раз мы встречаем уцелевших потомков Ллира и
Пвилла уже в качестве вассалов Артура.



Глава 22.
ПОБЕДЫ СИЛ СВЕТА
НАД ТЬМОЙ

Однако силы света далеко не всегда одерживали столь блистательные
победы над исчадиями тьмы. Даже сам Гвидион фаб Дон был вынужден заплатить
изрядную дань неудаче. Напав на Кэр Сиди - одно из многочисленных
метонимических титулов Потустороннего мира, - он был захвачен в плен Пвиллом
и Придери и надолго попал в темницу (см. описание ограбления Аннвна,
приведенное в главе 23, "Явление Артура в мифологии"). Страдания,
перенесенные им в темнице, сделали его великим бардом. В этом веровании
нашла свое отражение излюбленная мысль древних кельтов (сохранившаяся,
кстати сказать, в популярных преданиях) о том, что тот, кто проведет хотя бы
одну ночь либо в кресле гиганта Идриса [1] (вершина Кадайр Идрис в Гвинедде)
либо под населенным духами и призраками Черным Камнем в Ардду на
Лланберисской стороне Сноудона, наутро станет одержимым или просто потеряет
рассудок. Как именно Гвидиону удалось вырваться из темницы, предание не
говорит, однако этот эпизод явно не убавил его ненависти к исконным врагам
его рода - силам тьмы.

[1] Ср. Шайтан Идрис - повелитель царства демонов и злых духов в
исламской мифологии (прим. перев.).

С помощью своего брата Амаэтона, бога земледелия, и своего собственного
сына, Ллеу, он одержал победу в битве при Годеу, что означает "Деревья".
Этот подвиг занимает весьма любопытное место в кельтской мифологии. Сражение
это известно также под названием битвы при Ахрене или Охрене, что опять-таки
представляет собой одно из названий Аида, значение которого неизвестно. Оно
встречается в одной широко известной валлийской поэме, повествующей об
"Ограблении Аннвна" самим легендарным Артуром. Королем Ахрена тогда был
Аравн, и ему активно помогал Бран, который, надо полагать, тогда еще не
успел совершить свое роковое плавание в Ирландию. Война велась ради того,
чтобы закрепить за людьми право на три божьи твари - собаку, оленя и чибиса.
Дело в том, что все эти животные по той или иной причине считались
посвященными богам подземного царства.
На этот раз Гвидион вступил в бой не в одиночестве, как во время своей
первой неудачной попытки вторгнуться в Аид. Кроме брата и сына, в его
распоряжении теперь всегда было огромное войско. Дело в том, что особые
магические чары, коими овладел Гвидион, позволяли ему обойтись без
постоянной армии. В нужный момент он мог, так сказать, материализовать с
помощью своих чар целые отряды воинов, а когда надобность в них отпадала, -
вернуть в небытие. Само название битвы показывает, что именно так он и
поступил на этот раз. Бард Талиесин воспевает это сражение в таких строках:

Я тоже был при Годеу и зрел Гвидиона и Ллеу:
они превращали в воинов деревья, осоку, кусты.

В поэме, посвященной этой битве, бард во всех подробностях описывает
ход сражения. Деревья и травы, по его словам, так и рвались в бой. Кусты
ольхи успели первыми, ивы и рябины немного отстали, а береза, хотя и была
храбрым воином, замешкалась, слишком долго собираясь в битву. Вяз стойко
держался в самой гуще битвы, не отступая ни на шаг. Когда же в бой двинулся
могучий дуб, расшвыривая врагов, то от его поступи задрожали небеса и земля.
Отважные боярышник и падуб стойко держали оборону, разя врагов своими
шипами. Верески теснили противника с обоих флангов, а ракитник наступал по
всему фронту. А вот папоротник был повержен, и дрок тоже не устоял. Стройная
сосна, раскидистая груша, сумрачный ясень, тенистый орешник, развеситый бук,
стойкий тополь, скудная плодами слива, ищущие укромного уголка бирючина и
жимолость, дикий чужеземец золотой дождь, "боб, собирающий в своей тени
целое войско призраков", розовый куст, малина, плющ, вишня и мушмула - все
стояли на своих местах.
Не менее странные бойцы были и в рядах воинов Аида. Так, в поэме
говорится о некоем стоглавом чудовище, под языком которого помещался немалый
отряд воинов, а другой такой же отряд восседал у него на затылке. Рядом с
ним скакала отвратительная черная жаба с доброй сотней челюстей и извивалась
крестовая змея, переливавшаяся всеми цветами. Тело ее состояло из сотен душ
грешников, несущих столь ужасное наказание за бесчисленные грехи. Поистине,
чтобы во всем блеске живописать эту ужасную битву между порождениями магов
неба и земли, потребовалось бы резец Доре или перо Данте.
Именно магия и решила исход битвы. В рядах сторонников Аида был один
боец, которого никто не мог победить до тех пор, пока противник не узнавал
его имя, - забавная черта земных божеств, сохранившаяся, кстати сказать, и у
фей. И вот Гвидион сумел выпытать его имя и спел такие строфы:

Копыта этого коня узнаю по следам;
Сверкают на твоем щите три веточки ольхи;
По этим избранным ветвям ты и зовешься Бран!

Копыта этого коня в день битвы так тверды:
Три верхних веточки ольхи сжимаешь ты в руке.
Над той избранной ветвью, Бран, твоею ветвью, Бран,
Амаэтон наш Добрый сам победу одержал!

После этого магические чары богов тьмы потеряли свою силу, и сыны Дон
смогли добыть для людей оленя, собаку и чибиса, похищенных, как и все благие
дары, из подземного царства.
Кстати сказать, боги света всегда извлекали какую-нибудь практическую
пользу из своих побед над богами тьмы и мрака. Но самый славный набег
Гвидиона в Аид был предпринят ради похищения поистине бесценной добычи -
свиней!
Как сказано в "Мабиноги Мэта фаб Матонви", Гвидион слышал, что в Дифеде
стали появляться некие странные твари, которых люди никогда прежде не
видели. Тварей этих называли "поросятами" или "свиньями", и Аравн, король
Аннвна, прислал их в дар Придери, сыну Пвилла. Они оказались животными не
слишком крупными, зато мясо их, как говорили, было куда вкусней, чем мясо
коров и быков. Гвидион подумал, что неплохо было бы раздобыть этих самых
свиней, силой или хитростью отобрав их у сил тьмы. Мэт фаб Матонви,
правивший кланом детей богини Дон со своего Олимпа - Кэр Датил [1], держал
совет об этом походе, и Гвидион вместе с одиннадцатью спутниками отправился
во дворец Придери [2]. Они притворились странствующими бардами, и Придери
охотно принял их. Оказавшись во дворце, Гвидион, "самый лучший рассказчик
историй на свете", доставил своими рассказами князю Дифеда и его двору такое
огромное удовольствие, какого до того дня еще никто и никогда не доставлял
им. Видя, что хозяин предоволен, Гвидион попросил Придери в награду за труды
одно из животных, обитающих в Аннвне. Однако Придери, как оказалось, дал
Аравну слово, что больше не станет ни продавать, ни просто дарить тому
никаких животных из Аида до тех пор, пока численность уже присланных не
увеличится вдвое. Об этом он и поведал мнимому барду, то есть Гвидиону.

[1] В наши дни носит название Пен-и-Гэр. Это вершина холма на полпути
между Лланврстом и Конви.
[2] По преданию, дворец этот находился в Руддлан Тейви, который,
по-видимому, можно отождествить с нынешним Глан Тейви возле Гардиан Бридж.

- Господин мой, - отвечал Гвидион. - В таком случае я могу освободить
тебя от твоего обещания. Не давай мне сегодня никаких свиней и не отказывай
в них, а завтра я тебе все объясню.
Затем мнимый бард направился в покои, которые при готовил для него
Придери, и принялся колдовать и насылать волшебные чары. Так, он сделал из
древесной губки двенадцать позолоченных щитов и двенадцать коней с золотой
упряжью, а также двенадцать черных борзых с белой грудью, у каждого из
которых был золотой ошейник и золотой поводок. Затем он показал их всех
Придери.
- Господин мой, - вкрадчиво проговорил он. - Это освободит тебя от
слова, которое ты дал вчера вечером, пообещав никому не продавать свиней и
не дарить их. Но ты вполне можешь поменять их на что-нибудь более ценное.
Вот, я предлагаю тебе за них двенадцать прекрасных скакунов с золотой
упряжью, двенадцать быстроногих борзых с золотыми ошейниками и поводками, а
в придачу - целых двенадцать позолоченных боевых щитов.
Придери посоветовался со своими приближенными и согласился на такой
выгодный обмен. Тогда Гвидион и его спутники забрали свиней и, не мешкая ни
минуты, поспешили домой, ибо они знали, что колдовские чары способны
сохранять свою власть не дольше одного дня. Память об их поспешном бегстве
надолго осталась в преданиях. Каждое место, где они делали привал для отдыха
на обратном пути из Кэр Датил в Дифед, получило особое название, так или
иначе связанное со свиньями. В числе этих забавных топонимов - Мохдре
("Свиной город") в графствах Повис и Конви и Кастелл-и-Мох ("Свиной замок")
неподалеку от урочища Мохнант ("Свиной ручей"). Возвратившись домой, они
спрятали свиней в безопасном месте, а затем поспешно собрали все воинство
Мэта, ибо прекрасно понимали, что все роскошные кони, борзые и щиты
давным-давно превратились обратно в кусочки древесной губки и Придери, так
ловко обманутый Гвидионом, наверняка уже в гневе спешит со своей армией на
север, в Дифед. Так и оказалось. Состоялись две битвы: одна - при Менор
Пинардд неподалеку от Конви, а другая - при Менор Алун, что возле
Кэрнарфона. Будучи разбит в обоих сражениях, Придери попытался найти укрытие
у Нант Колл, примерно в девяти милях от Кэрнарфона. Там он опять потерпел
поражение и, понеся огромные потери, послал гонцов, предлагая заключить мир
и прося отпустить его.
Мэт согласился на это, но войско сынов богини Дон настаивало на
продолжении войны, требуя преследовать и полностью уничтожить противника.
Тогда Придери обратился лично к Мэту, говоря, что раз уж эту войну затеял
Гвидион, то пусть им будет позволено решить ее исход в поединке между собой.
Гвидион с готовностью согласился на поединок, и богатыри сил света и
тьмы сошлись лицом к лицу. Однако силы Придери явно были на исходе, и он был
повержен силой и магическими чарами Гвидиона. "И был он предан земле в Мэн
Тириавк, над Меленрид, и там и ныне его могила", - сказано в "Мабиноги",
хотя в одной староваллийской поэме, называемой "Надгробные стихи воинам" и
входящей в состав Черной Кармартенской книги, местом его вечного упокоения
названо совсем другое урочище:

Могила Придери - там, в Эйбер Гвеноли,
Где бьются в берег волны океана.

Эта решающая победа над силами Аида и их королем надолго положила конец
войне, и перемирие длилось до тех пор, пока силы света не добились
окончательного успеха под предводительством героя еще более славного, чем
Гвидион. Имя этого героя - непобедимый Артур.



Глава 23.
ЯВЛЕНИЕ АРТУРА
В МИФОЛОГИИ

"Явление" Артура, его внезапное вторжение в ход мифологической истории,
представляет собой одну из много численных загадок кельтской мифологии. Он
никак не упоминается ни в одной из "Четырех Ветвей Мабиноги", повествующей о
клане богов древних бриттов, сопоставимых с гэльскими богами Туатха Де
Данаан. Наиболее ранние упоминания его имени в староваллийской литературе
изображают его одним из военных вождей, ничуть не лучше, если не хуже
других, таких, как "Герайнт, князь Девона", чье имя обессмертили и старинные
барды [1], и вдохновенное перо Теннисона. Однако вскоре после этого мы видим
Артура вознесенным на небывалую высоту, ибо он именуется королем богов,
которому подобострастно воздают почести боги старых кланов небожителей -
потомки Дон, Ллира и Пвилла. В старинных поэмах говорится о том, что сам
Ллуд - этот Зевс старого пантеона - на самом деле был всего лишь одним из
"Трех Старших Рыцарей Войны" Артура, а Аравн, король Аннвна, одним из его
"Трех Старших Рыцарей Совета". В истории под названием "Сон Ронабви",
входящей в состав Красной Гергестской книги, он предстает авторитетным
сюзереном, вассалами которого считаются многие персонажи, имевшие в старину
статус богов, - сыны Нудда, Ллира, Брана, Гофанона и Аранрода. В другой
истории из той же Красной книги, озаглавленной "Куллвх и Олвен", его
вассалами объявляются еще более высокие божества. Так, Амаэтон, сын Дон,
пашет для него землю, а Гофаннон, сын Дон, кует железо; двое сыновей Бели,
Нинниау и Пейбоу, "превращенные им в быков во искупление грехов", впряжены в
одну упряжку и заняты тем, что сравнивают с землей гору, чтобы урожай мог
созреть за один день. Именно Артур созывает витязей на поиски "сокровищ
Британии", и на его зов спешат Манавидан, сын Ллира, Гвин, сын Нудда, и
Придери, сын Пвилла.

[1] Старинная поэма, воспевающая Герайнта, "храброго мужа из земли
Дивнайнт [Девон]... врага всяческой тирании и насилия", входит в состав
Черной Кармартенской и Красной Гергестской книг. "Когда Герайнт родился,
отверзлись врата небес" - так начинается последняя глава этой поэмы.

Наиболее вероятное объяснение этого феномена, по всей видимости,
заключается в том, что в этом образе отразилась случайная контаминация
славных деяний двух разных Артуров, что привело к появлению единого
полуреального-полумифического персонажа, сохраняющего, однако, черты обоих
своих прототипов. Одним из них явно был бог по имени Артур, почитание
которого было в большей или меньшей степени распространено на землях
кельтов, - вне всякого сомнения, тот самый Артур, которого надпись ex voto,
обнаруженная в развалинах на юго-востоке Франции, именует Меркуриус Артайус
(Mercurius Artaius). Другой - вполне земной Артур, вождь, носивший особый
титул, который в эпоху римского владычества именовался Koмec Британнаэ
(Соmес Britannae). Этот "граф Британии" выполнял функции верховного военного
вождя. Главной его задачей было обеспечить защиту страны от возможных
вторжений иноземцев. В его подчинении находились два офицера, один из
которых, Дукс Британниарум (Dux Britanniarum), то есть "герцог Британии",
наблюдал за порядком в районе Адрианова вала, а другой, Комес Литторис
Саксоники (Comes Littoris Saxonici), то есть "граф Саксонского берега"
обеспечивал оборону юго-восточного побережья Британии. После изгнания римлян
бритты еще долго сохраняли структуру военно-административных органов,
созданную их бывшими завоевателями, и вполне резонно предположить, что этот
пост военного лидера в ранней валлийской литературе соответствует титулу
"императора", который из всех знаменитых героев мифологии бриттов был
прерогативой одного только Артура. Слава Артура-короля объединилась со
славой Артура-бога, и общий синкретический образ получил широкое
распространение на землях, на которых уже в наше время были обнаружены следы
древних поселений бриттов в Великобритании. Это создало почву для
многочисленных диспутов относительно местонахождения "Артуровых владений", а
также таких городов, как легендарный Камелот, и локусов двенадцати
знаменитых сражений Артура. Преданиям и историям об Артуре и его рыцарях,
вне всякого сомнения, присущ подлинный исторический колорит, но они имеют и
столь же бесспорно мифический характер, как и истории об их гэльских
коллегах - богатырях Красной Ветви Ольстера и пресловутых фианах.
Из этих двух циклов к кругу артуровских легенд наиболее близок
последний. Ранг Артура в качестве верховного военного вождя Британии являет
собой весьма показательную параллель роли Финна как предводителя "местного
ирландского ополчения". А знаменитые артуровские рыцари Круглого стола
весьма и весьма напоминают фианов из окружения Финна, так и ищущих
всевозможных приключений. И те и другие с равным успехом вступают в бой как
с людьми, так и со сверхъестественными существами. Оба совершают набеги на
земли Европы, вплоть до самых стен Рима. Перипетии любовной интриги Артура,
его жены Гвенвивар (Гиневры) и племянника Медравда (Мордреда) в некоторых
отношениях напоминают историю Финна, его супруги Грайне и племянника
Диармайда. В описаниях последних битв Артура и фианов чувствуется дыхание
глубокой архаики первобытных мифов, хотя их реальное содержание несколько
отличается. В битве при Камлуане в последнем поединке сходятся Артур и
Медравд, а в последнем бою фианов при Габре первоначальные протагонисты
поневоле вынуждены уступить место своим потомкам и вассалам. Дело в том, что
сам Финн и Кормак уже успели погибнуть, и вместо них сражаются Оскар, внук
Фиана, и Кэйрбр, сын Кормака, которые поражают один другого и тоже умирают.
И, подобно тому, как Артур, по мнению многих и многих его приверженцев, на
самом деле не погиб, а просто скрылся в "островной долине Авильона",
шотландская легенда повествует о том, как спустя много веков после земной
жизни фианов некий странник, случайно оказавшийся на таинственном западном
острове, встречает там Финна Мак Кумалла и даже разговаривает с ним. А
другая версия легенды, которая заставляет Артура и его рыцарей пребывать под
землей, будучи погруженными в магический сон, ожидая грядущего возвращения в
земной мир в славе и могуществе, прямо перекликается с аналогичной легендой
о фианах.
Однако, хотя эти параллели и выделяют особую роль Артура, они тем не
менее не конкретизируют то место, которое он занимает среди богов. Чтобы
выяснить, каково же оно было, мы должны внимательно проштудировать
династические родословные кельтских небожителей и определить, не отсутствует
ли в них какой-нибудь персонаж, чьи сакральные атрибуты мог унаследовать
новоприбывший бог. Там, бок о бок с Артуром, нам встречаются знакомые имена
- Ллудд и Гвинн, Аравн, Придери и Манавидан. С детьми Дон мирно соседствуют
Амаэтон и Гофаннон. А далее зияет явный провал. В позднейших мифах
отсутствуют упоминания о Гвидионе. Этот величайший из сыновей богини Дон
геройски погиб и совершенно пропал из поля зрения творцов мифов. Весьма
показательно, что те же самые истории и легенды, которые некогда
рассказывали о Гвидионе, позднее стали ассоциироваться с именем Артура. А
раз так, то мы вправе предположить, что Артур, верховный бог нового
пантеона, попросту занял место Гвидиона в старой родословной. Сравнение
мифов о Гвидионе с новыми мифами об Артуре показывает почти полное тождество
между ними во всем, кроме имен.
Артур, как и Гвидион, - покровитель культуры и всевозможных искусств.
Так, мы видим его ведущим ту же самую войну против сил подземного мира, во
имя блага и процветания людей, в которой Гвидион и сыны богини Дон сражались
с сынами Ллира Повелителя Моря и Пвилла Владыки Аида. Как и Гвидион, Артур
поначалу испытал горечь поражений. Он терпел поражения даже там, где его
прототип одерживал блестящие победы. Гвидион, по свидетельству "Мабиноги
Мэта", с успехом похитил свиней Придери, тогда как Артур потерпел полный
провал, попытавшись точно так же похитить тех же свиней у такого же князя
подземного царства по имени Марх ап Мейрхион [1]. Как и у Гвидиона, его
первый контакт с подземным царством окончился полным крахом; он был разбит и
даже попал в темницу. Манавидан фаб Ллир посадил его в свою ужасную и
мрачную тюрьму из человеческих костей - знаменитый Оэт и Аноэт, и Артур
провел в ней три дня и три ночи, прежде чем к нему явился избавитель в лице
его кузена Гореу (см. примечание к главе 24, "Сокровища Британии"), но в
конце концов Артур все-таки одержал победу. Старинная валлийская поэма,
приписываемая барду Талиесину и озаглавленная "Ограбление Аннвна",
рассказывает о смелом рейде Артура и его дружины в самое сердце вражеской
земли, откуда он, по всей вероятности (ибо смысл старинных стихов достаточно
туманен), возвратился, потеряв почти всех своих спутников, но зато в конце
концов добыл предмет своих вожделений - волшебный котел вдохновения и
поэзии.

[1] Об этом рассказывается в одном из текстов Хенгвртского манускрипта.
Когда свинопас отправился в качестве гонца в Эссилт (Изолт), свиней сторожил
не кто иной, как Тристан, "и Артур попытался было выкрасть хоть одну свинью,
но ему не удалось этого сделать".

Талиесин излагает эту историю так, словно сам был ее очевидцем. Вполне
возможно, что так оно и было, ибо он по натуре был человеком, который
просто-напросто не способен пропустить ни одно сколько-нибудь важное
событие. Так, он сообщает нам, что присутствовал на небесах, когда
совершилось падение Люцифера, и не преминул оказаться при дворе богини Дон
буквально накануне рождения Гвидиона. Вместе с Марией Магдалиной и языческой
богиней Аранрод бродил посреди созвездий прямо по небесам. Он был
знаменосцем Александра Македонского и главным зодчим при возведении
Вавилонской башни. Видел он и падение Трои, и закладку первого камня при
основании Рима. Вместе с Ноем он носился в ковчеге по волнам всемирного
потопа, был свидетелем гибели Содома и Гоморры, побывал в вифлеемском
вертепе и стоял на Голгофе перед Крестом Господним.
Появление Талиесина в валлийской мифологии относится к весьма и весьма
поздним временам. Впервые он упоминается в манускрипте конца XVI - начала
XVII веков и никогда не пользовался в Уэльсе сколько-нибудь широкой
популярностью. По традиции он считается сыном Керридвен, появившимся на свет
при весьма странных, сверхъестественных обстоятельствах. До рождения
Талиесина Керридвен уже была матерью двоих или даже троих детей. Одной из
них была дочь Крерви, девушка необыкновенной красоты, а другим - сын
Афагдду, существо на редкость уродливое. Чтобы хоть как-то компенсировать
столь некрасивую внешность сына, Керридвен решила попытаться наделить его
всеми возможными достоинствами, в частности, невероятным даром вдохновения и
познания. Для этого она приготовила в огромном котле волшебный отвар из
всевозможных магических трав. Чтобы добиться желаемого результата, она
кипятила это варево в котле целый год и один день, и в итоге у нее
получились три капли магической жидкости, которая должна была наделить
Афагдду всеми мыслимыми талантами. Помешивать варево в котле было поручено
Гвион Баху, и ближе к концу срока он по рассеянности обмакнул в котел палец,
и к нему пристали ровно три капли волшебной жидкости. Не раздумывая, он
тотчас сунул палец в рот и принялся дуть на него, чтобы хоть немного
остудить, и невольно отведал этот волшебный напиток. Опомнившись и опасаясь
за свою жизнь, он пустился в бегство, а котел, в котором теперь недоставало
ровно трех капель магической жидкости, треснул, и остатки варева вытекли
прямо в ручей. Керридвен пустилась в погоню за Гвионом; тот часто менял
облик, чтобы избавиться от преследования, но она тоже тотчас принимала
другой облик и продолжала погоню, стараясь схватить его. После бесчисленных
превращений Гвион принял облик пшеничного зерна, валявшегося на полу амбара,
и Керридвен, на этот раз - в образе курицы, мигом склевала его. Однако,
проглотив это странное зернышко, Керридвен обнаружила, что она сделалась
беременна, и вскоре родила очаровательного мальчика. После этого она
положила новорожденное чадо в суму и бросила его в реку. Вскоре суму с
малышом вытащил из реки Элффин, который, как гласит предание, был настолько
очарован красотой бровей ребенка, что тотчас воскликнул: "Талиесин!", что
означает "лучистая бровь". Так малыш получил имя. Талиесин унаследовал
волшебную силу вдохновения, предназначавшуюся для Афагдду, и прославился
своим поэтическим талантом, а также, по преданию, и замечательным даром
пророчества.
Но, к сожалению, в качестве реальной исторической личности Талиесин
вызывает не меньше вопросов, чем сам Артур. Современные ученые не отрицают,
что в VI веке действительно жил некий бард по имени Талиесин, которому
приписывается авторство многочисленных произведений, входящих в так
называемую Книгу Талиесина [1]. Возможно, он действительно был автором хотя
бы некоторых из них. Однако нам известен и другой Талиесин, которого, в
качестве мифического барда кельтов Британии, вполне можно отождествить с
гэльским Ойсином [2]. В преданиях явно произошла активная контаминация обоих
прототипов в рамках единого образа, в результате чего реальный, исторический
Талиесин был наделен чертами и атрибутами своего божественного
предшественника, а мифический Талиесин кельтского пантеона накинул плащ
барда богов на своего вполне земного коллегу.

[1] Реальность существования в VI веке барда, носившего это имя,
современника героического сопротивления бриттов вооруженной интервенции
германских племен, не вызывает сомнений. В средневековых валлийских
манускриптах обнаружен целый ряд поэм и стихотворений, центральное место
среди которых занимает так называемая Книга Талиесниа, приписываемая все
тому же поэту VI века. Некоторые из них не уступают по своей древности
наиболее ранним образцам валлийской поэзии и восходят к началу Х или даже IX
веков. Остальные представляют собой творения поэтов XI, XII и даже XIII
веков.
[2] Т. е. легендарным Оссианом (прим. перев.).

Остается лишь сожалеть, что наш бард порой пел слишком уж
невразумительно, ибо его творения содержат подробное описание всего того,
что ожидает нас в загробном мире, каким его представляли себе древние
бритты. Утомительное множество не повторяющихся и практически непереводимых
названий указывает на одну и ту же юдоль скорби, и единственное их
назначение - показать или хотя бы намекнуть, на что же все-таки похож
пресловутый Аннвн. За исключением вдохновенных заключительных стихов,
произведение это проникнуто напыщенно языческим духом, являя собой этакое
древлехранилище мифологии бриттов.

Пою благого Сюзерена, Владыку сей страны,
Что власть высокую свою по всей земле простер.
Мрачна была темница Гвейра [1], угрюмый Кэр Сиди,
Страшась коварной мести Пвилла и злобы Придери,
Никто на свете до него в нее не проникал.

[1] Гвейр - один из вариантов имени Гвидион.

Тяжелая синела цепь на шее у него,
Средь воплей Аннвна горькой скорбью напев его звучал,
Но даже там великим бардом сумел остаться он.
Нас было втрое больше тех, что могут сесть в Придвен [2],
Но только семеро вернуться смогли из Кэр Сиди.

[2] "Придвен" - название корабля Артура.

О, я ль не стою громкой славы, и песен, и хвалы
За то, что сам четыре раза бывал в Кэр Педриван?[3]
Когда впервые слово правды послышалось в котле?[4]
Когда его своим дыханьем согрели девять дев.
А разве он владыке Аннвна встарь не принадлежал?

[3] Кэр Предриван - вращающийся замок.
[4] Волшебный котел вдохновения и поэзии.

По краю этого котла жемчужины блестят.
Он никогда не сварит пищи для труса и лжеца.
Но меч сверкающий над ним взметнется к небесам
И в крепкой длани Ллеминавга изведает покой.
У тяжеленных врат Уфферна [1] чуть теплился огонь,
Когда мы прибыли с Артуром - вот славный был денек!
Нас только семеро вернулось домой из Кэр Ведвид![2]

[1] Уфферн - обитель холода.
[2] Кэр Ведвид - замок веселья.

Я ль не достоин громкой славы, и песен, и хвалы,
Чтоб пели их в Кэр Педриван, на Острове Дверей,
Там, где рассвет и тьма ночная встречаются всегда,
Там, где хозяин дорогим вином поит гостей?!
Нас вышло в море втрое больше тех, что вместит Придвен,
Но только семеро вернулись домой из Кэр Ригор! [3]

[3] Кэр Ригор - королевский замок.

Я не позволю славным бардам восторги расточать:
Не зрели подвигов доблести Артура они у Кэр Видир! [4]
На стенах там пять дюжин сотен стояло день и ночь,
И было очень трудно их дозорных обмануть.
Ушло с Артуром втрое больше, чем мог вместить Придвен,
Но только семеро вернулись назад из Кэр Колуд! [5]

[4] Кэр Видир - стеклянный замок.
[5] Кэр Колуд - замок богачей.

Нет, бездарям я не позволю пустой хвалой бряцать.
Они не видели той сечи и тех, кто бились в ней,
Неведом им тот ясный день, когда родился Гви,
Они не знают, кто его не отпускал в Девви.
Они не видели быка с повязкою на лбу:
Ярмо его - сто сорок ровно ладоней в ширину.
О, много нас ушло с Артуром! Печально вспоминать...
Но только семеро вернулись домой из Кэр Вандви! [6]

[6] Значение этого названия неизвестно. См. главу 18 - "Боги кельтов
Британии".

Я не позволю петь хвалы трусливым болтунам:
Они не знают дня, когда герой наш в мир пришел,
Ни часа славного, когда на свет родился он,
Ни среброглавого быка, похищенного им.
О, много нас ушло с Артуром на славные дела,
Но только семеро вернулись назад из Кэр Охрен [7].

[7] Значение этого названия неизвестно. См. главу 22 - "Победы сил
света над тьмой".

По всей вероятности, многие аллюзии этой поэмы навсегда останутся
непонятными. Не больше нам известно и о "славных бардах", которых знаменитый
Талиесин упрекает в недостатке вдохновения и пророческого духа, а также в
незнании часа рождения Гвина или даже того, кем он был, равно как и о тех,
кто не отпускал его в поход в Девви. Тьма забвения навсегда скрыла от нас
то, кем они были и какую роль играл бык с повязкой на лбу и прочие
среброглавые животные; нам известно лишь то, что это, по-видимому, был
"желтый бык с повязкой", упоминаемый в истории "Куллвх и Олвен" (см. главу
24, "Сокровища Британии"). Однако более ранняя часть поэмы, к счастью,
является более понятной и позволяет по достоинству оценить величие
поэтической фантазии. Крепковратная четырехугольная крепость из стекла, в
которой несут дозор угрюмые призрачные стражи, крепость, вечно вращающаяся
вокруг собственной оси, так что лишь немногие могут заметить вход в нее,
крепость, тусклая лампада у врат которой едва мерцала в густом полумраке.
Внутри этой странной крепости, в самом ее центре, хранилось величайшее
сокровище - магический котел вдохновения и поэзии, по краю которого сверкали
жемчужины, котел, клокотавший от дыхания девяти британских пифий, которых с
полным правом можно считать его оракулами. К этим более чем скудным
сведениям мы можем прибавить разве что несколько строк, приписываемых тому
же Талиесину и входящих в состав стихотворения, озаглавленного "Песня,
посвященная сынам Ллира аб Брохвел Повис":

Прекрасен трон мой славный в Кэр Сиди:
Сидящего на нем не тронут мор и старость -
И знают то Манавидан и Придери.
Вокруг огня под ним играют три органа,
А над подставкою кипят три океана,
А выше них бурлит и пенится ручей;
В нем варево - вина душистей и белей.

Однако и это мало что добавляет к нашим представлениям о предмете. Мы
узнаем, что Аннвн был со всех сторон окружен морем - "тяжелой синей цепью",
которую крепко держал Гвейр. Далее сказано, что "сверкающее вино", служившее
"питьем призраку", пенилось в ручье. Упоминается также о звуках трех
органов; сказано и о том, что пребывающие в нем не знают ни мора, ни
старости, ни смерти; и, наконец, перед нами, как и следовало ожидать,
предстает главный обитатель этой невероятной резиденции - сам вездесущий
Талиесин. Мы располагаем двумя ключами, позволяющими определить, где может
находиться эта волшебная страна. Так, остров Ланд и, лежащий у побережья
Девона, в давние времена именовался Инис Вейр, то есть "остров Гвейра", или
Гвидиона. Валлийский перевод "Сейнт Греаль" (Seint Greal),
англо-норманнского романа, активно использующего многие элементы старинной
мифологии, помещает пресловутый "Вращающийся замок" который, по всей
вероятности, можно отождествить с Кэр Сиди - в районе, прилегающем к острову
Паффин у побережья Англси, но все это - довольно хрупкие ниточки, вряд ли
способные низвести творения поэтической фантазии на твердую почву
реальности.
Таким образом, вместе с Гвидионом сошли со страниц мифов множество
персонажей, так или иначе связанных с ним в той части "Мабиноги Мэта фаб
Матонви", которая излагает миф о рождении бога Солнца. Отныне ни сам Мэт, ни
Ллеу Ллоу Гиффес, ни их мать Аранрод не играют в мифах сколько-нибудь
заметной роли; они совершенно исчезают из легенд вместе с Гвидионом. Однако
жизнь самого мифа, участниками которого они были, продолжается. Гвидион
становится отцом своей сестры Аранрод, супруги исчезнувшего бога неба по
имени Нвивре (Пространство), которая родила от него двух сыновей: Ллеу, бога
света, и Дилана, бога тьмы. Позднее мы увидим, что эта история была включена
в саму ткань легенды об Артуре. Эта новая Аранрод, хотя сэр Томас Мэлори в
своем романе "Смерть Артура" и именует ее Моргау, а Гальфрид Монмутский -
Анной, известна в более раннем валлийском мифе под именем Гвиар. Она
считалась сестрой Артура и женой бога неба Ллуда, а само ее имя, означающее
"пролитая кровь" или "запекшаяся кровь", напоминает о генетической связи
Морриган, богини - воительницы древних ирландцев, с богом неба Нуадой. Новый
вариант Ллеу Ллоу Гиффеса получил имя Гвалхмей, что означает "Майский
Сокол", а новый Дилан стал Медравдом, в одно и то же время и сыном Артура, и
братом Гвалхмейса, и - непримиримым врагом их обоих.
Помимо этих "старых знакомых с новыми лицами", Артур принес с собой
целый новый пантеон персонажей, большинство которых просто заменили старых
небесных божеств, а также богов-правителей земли и подземного царства. Так,
Зевс Артуровского цикла получил имя Мирддин, и этот персонаж вошел в
норманно-французские романы об Артуре под более привычным именем - Мерлин.
Все мифы особо подчеркивают его высокое положение. Первым названием
Британии, которая она носила еще до активного заселения острова, как гласят
старинные рукописи, было Клас Мирддин, что означает "Удел Мирддина". Он
получил в жены женщину, атрибуты которой напоминают черты союза Нуады и
Ллуда. Она предстает в новых мифах всего лишь дочерью Кела - британская
версия имени галльского Камулуса, бога войны и неба, - и получает имя Элен
Лвиддавг, то есть "Элен, Повелительница Призраков". Память о ней до сих пор
сохраняется в Уэльсе, будучи тесно связанной со старинными дорогами. Такие
топонимы, как Ффорд Элен ("Дорога Элен") и Сарн Элен ("Тропа Элен"), по всей
видимости, свидетельствуют о том, что в старину дороги, по которым
перемещались походным маршем войска, были посвящены именно ей. В качестве
супруги Мирддина она считается основательницей городка Кармартен (Кэр
Мирддин), а также "самой славной крепости в Арвоне", которая, по-видимому,
находилась в старину в урочище возле Беддгелерта, до сих пор носящем
название Динас Эмрис, то есть "Город Эмриса"; как известно, Эмрис - одно из
имен или эпитетов Мирддина. Особым почитанием Мирддин, или, точнее говоря,
британский Зевс, выступающий под другим именем, пользовался в знаменитом
культовом центре Стоунхендж. Этот впечатляющий храм, лишенный в наши дни
кровли и открытый всем дождям и ветрам, был местом особого почитания
верховного бога Солнца и света бриттов. Нельзя сказать, что мы не
располагаем никакими документальными свидетельствами о нем. Гальфрид
Монмутский, исторические писания которого часто представляют собой пересказ
мифологической фактологии, утверждает, что эти знаменитые каменные монолиты,
образующие храм, были воздвигнуты самим Мерлином. До этого они якобы стояли
в Ирландии, на некоем холме, который Гальфрид именует "Гора Киллараус" и
который может быть отождествлен с местом, упоминаемым в ирландских легендах
под названием "Холм Уиснеха" и в седой древности связанным с именем Балора.
Как гласят предания бриттов, первобытное племя великанов, первым
обосновавшееся в Ирландии, перенесло эти глыбы сюда с их исконного места "на
отдаленном берегу Африки", ибо камни эти обладали поистине чудодейственными
свойствами: стоило только погрузить их в воду, как та тотчас превращалась в
лекарство, исцеляющее от всех болезней и ран. По приказу Аврелия,
полуреального-полумифического короля Британии, Мерлин перенес эти глыбы на
равнину Солсбери, чтобы увековечить славную память вождей бриттов,
предательски убитых Хенгистом и его саксами. Поскольку мы не располагаем
сколько-нибудь достоверными сведениями о Стоунхендже, мы вынуждены
обратиться к свидетельству Диодора, который называл его храмом Аполлона. На
первый взгляд это утверждение весьма спорно, однако трудно допустить, чтобы
древние кельты - обитатели Британии не проводили в религиозном плане никакой
грани между небом и солнцем. Бог Солнца в качестве отдельного персонажа
появляется в мифах в сравнительно поздние времена. Кельтская мифология
позволяет нам, так сказать, присутствовать при рождении как гэльского Луга
Ламфады, так и Ллеу Ллоу Гиффеса древних бриттов.
Даже хорошо известная история о последнем пленении Мирддина или
Мерлина, заключенного в гробницу колдовских чар - "в башню без стен, врат и
дверей", - читается как явный миф о солнце, "окруженного языками пламени и
сиянием славы небесной". Владыка Небес, в ореоле сияющего пламени и поистине
живого света, медленно движется в сторону запада и наконец исчезает в волнах
моря (как гласит один из вариантов мифа), или опускается на некий отдаленный
остров (согласно другой версии), или даже садится в глухой лес (как
повествует третья). После окончательной кодификации мифов этим таинственным
островом стал о. Барнси, лежащий у самой западной оконечности Гвинедда.
Именно на этот остров бог Солнца и отправился в сопровождении девяти славных
бардов, захватив с собой легендарные "Тринадцать сокровищ Британии", которые
с тех пор были навсегда потеряны для простых смертных. Нет никаких сомнений,
что остров Барнси обязан своим названием именно этой легенде; по всей
вероятности, аллюзию на этот сюжет можно найти в трудах греческого историка
I века Плутарха, который рассказывает, что некий славный ученый по имени
Деметрий посетил Британию и привез на родину подробный рассказ о своем
путешествии. В нем Деметрий упоминает несколько необитаемых священных
островов неподалеку от побережья Британии. По его словам, островки эти
получили названия по именам богов и героев, но среди них не было ни одного,
на котором томился бы в заключении Кронос вместе со своими богами-спутниками
под бдительным присмотром стража Бриарея. Кронос спал, "ибо сон был цепью,
скованной для него". Нет никакого сомнения, что это божество, лишенное
наследства, которое грек, по своему обыкновению, назвал Кроносом, и было тем
самым богом неба и Солнца древних бриттов, которое каждый день опускается в
темницу на западе. Среди новоприбывших - и Гай, который в качестве сэра Гая
Сенешаля играет столь важную роль в позднейших романах. В "Сейнт Греаль"
[1], утратив прежний ореол знатности, он выступает в роли всего лишь
дворецкого Артура, являя собой бледную тень того Гая, который некогда убил
сына Артура, Ллахеу, и был оправдан, хотя из-за нарочитой запутанности и
неясности поэмы этот инцидент вполне может быть связан и с женой Артура,
Гвенвивар. Гай считался олицетворением огня, пламени; это его свойство особо
подчеркивает описание, приведенное в мифологической легенде "Куллвх и
Олвен". "Кай был высоким и стройным, - говорится в ней. - Стоило ему только
захотеть, как он мог предстать высоким, как самое большое дерево в лесу.
Обладал он и другим свойством: он был настолько горяч, что, даже когда лил
сильный ливень, любая ноша на его плечах оставалась сухой на целую ладонь
вокруг, а когда его спутники мерзли от стужи, он служил для них источником
огня, от которого они зажигали дрова".

[1] "Сейнт Греаль" (старофранц. Seint Greal) - "Святой Грааль" (прим.
перев.).

Другой персонаж, встречающийся в историях Артуровского цикла и
занимающий весьма важное место в кельтских мифах, - Марх ап Мейрхион, чьих
свиней некогда попытался похитить сам Артур, подобно тому как Гвидион еще
раньше хотел выкрасть свиней Придери. В позднейших романах он предстает
трусливым и коварным Марком, королем (по некоторым преданиям) Корнуолла, или
даже - согласно другим легендам - королем всей Британии, хорошо известным
всем в качестве супруга прекрасной Изольды и дяди сэра Тристрема. Однако
его, как божество, претерпевшее сложные трансформации, можно встретить в
ранних мифах гэлов и бриттов. Первоначально он был тем самым Марком, королем
фоморов, во времена, когда его Стеклянный замок был наглухо осажден детьми
Немхеда. Фоморов обычно можно узнать по их зооморфмым прозвищам, и Марх, имя
которого означает "конь", не является исключением из этого правила. Когда
сэр Томас Мэлори в своей "Смерти Артура" рассказывает, как, чтобы развлечь
самого Артура и сэра Ланселота, сэр Динадан спел песню о Марке, "ставшую
самым ужасающим набором звуков, которые когда-либо издавали арфа или другой
инструмент", он ничего не говорит о том, в кого метило жало этой сатиры.
Однако не вызывает сомнений, что песня напомнила королю Марку о его телесном
изъяне - о том, что у него, как и у его фригийского коллеги, были огромные
уши, только не ослиные, как у Мидаса, а конские. В сущности, Марк и был
кельтским Мидасом - черта, унаследованная им от одного из мифических королей
древней Ирландии, Лабраидха Лоингсеха. Мы не вправе пройти и мимо столь
колоритной фигуры, как Уриен, бог подземного царства, иногда отождествляемый
с самим Браном. Как и его сын Ллир, он некогда был богом войны и в то же
время покровителем менестрелей. Барды почитали его своим патроном; его
символом был ворон (по-валлийски - бран) [1]. Для полноты картины следует
отметить, что в Красной Гергестской книге сохранилась старинная поэма,
повествующая о том, как Уриен, будучи ранен и истекая кровью, приказал
спутникам отрубить ему голову. Супругой его считалась Модрон, известная как
мать Мабона, бога Солнца, именуемого в старинной латинской надписи Мапоном.
В числе других детей Уриена и Модрон следует назвать Овэйна, имя которого,
по всей вероятности, являет собой другой вариант имени Мабона. В
"Погребальной песне Овэйна" Талиесин называет его "владыкой светозарного
Запада", что указывает, что он был богом Солнца, "повелителем вечера" или
"владыкой возделанной земли", тогда как его отец, Уриен, считался правителем
подземного царства.

[1] Ср. старославянское название ворона - вран (прим. перев.).

Существует и еще одна веская причина, почему мы всегда видим вокруг
Артура множество второстепенных богов, представляющих собой, по всей
вероятности, родоплеменные (клановые) олицетворения весьма и весьма
немногочисленных мифологических идей и представлений. Кельты (это в равной
степени относится к обеим их ветвям - гэлам и бриттам) были раздроблены на
множество кланов и родов, у каждого из которых имелись свои собственные
местные боги и божки, воплощающие под разными именами одни и те же
основополагающие концепции. Так, у них всех был бог подземного царства,
громадный исполин, покровитель воинов и менестрелей, наставник искусства
красноречия и литературы, обладатель несметных богатств - тот самый,
которого некоторые кланы бриттов почитали под именем Брана, другие - под
именем Уриена, иные же величали его Пвиллом, Мархом, Мэтом, Аравном или
Огирвраном. Это был верховный владыка Элизиума - точнее говоря, Аида, то
есть рая для отверженных, куда прибывали все изгнанные из первобытных
средиземноморских пантеонов и откуда вели свое начало причины всех явлений
бытия, которого бритты Уэльса именовали Гвином, или Гвинвасом, бритты
Корнуолла - Мелвасом, а бритты Сомерсета - Аваллоном, или Аваллахом. По
этому последнему имени-титулу его владения и получили название Инис Аваллон,
то есть "Остров Аваллона", или, в более привычной огласовке, остров Авильон.
Именно там, по преданию, находилась "страна вечного лета", которая в
наиболее ранних мифах отождествляется с Аидом, и лишь в гораздо более
поздние времена появились сведения, что таинственный остров Авильон
находится в Гластонбери, а пресловутый Элизий, "страна вечного лета", - в
Сомерсете. Существовал всемогущий правитель небес, "бог сражений и битв",
которому поклонялись на возвышенных местах. В руках этого бога находилось
"решение исхода сражений". Некоторым кланам он был известен под именем
Ллуда, другим - Мирддина или Эмриса. Это был весьма добрый бог, дружелюбно
относившийся к людям, на помощь которым он немедленно присылал мощные
подкрепления - воинов из подземного царства. Его называли по-разному - то
Гвидион, то Артур. Последнего мифы часто изображают в зримом облике
солнечного божества с длинными руками и острым копьем, божества, активно
помогающего богу земледелия, известному под разными именами: Ллеу, Гвалхмей,
Мабон, Овэйн, Передур и пр. У него, вне всякого сомнения, было немало и
других имен; кроме того, в мифах часто рядом с ним выступает его брат,
считающийся богом тьмы. Эта персонификация одной и той же идеи под разными
именами также имеет место в гэльских мифах, хотя там она далеко не столь
очевидна. В постоянных войнах и распрях между кланами многие архаические
божества исчезли, от других остались одни только имена, как произошло,
например, в Ирландии с огромным пантеоном богов Туатха Де Данаан, а в
Британии - с огромным кругом споспешников Артура. Другие, будучи богами
более сильных и победоносных кланов, даже увеличили круг своих почитателей,
подобно тому как их поклонники расширили территорию своих владений. Так
продолжалось до тех пор, пока, как и в Греции, верховные боги многих кланов,
собравшись вместе, образовали общенациональный пантеон.
Итак, мы попытались объяснить "Явление Артура" с исторической точки
зрения. Что же касается мифологического аспекта, то он, как и все сущее по
представлениям древних кельтов, пришел из подземного царства. Его отцом, по
свидетельству Гальфрида Монмутского и Мэлори, был Утер Пендрагон, но Утер
Пендрагон - не кто иной, как Утер Бен, то есть тот же Бран, выступающий под
именем "Волшебная Голова" (ибо слово "драгон" [т. е. дракон. - Прим. перев.]
является не частью его имени, а титулом, означающим "предводитель войска").
Итак, вопреки легендам, утверждающим, что именно Артур нашел и выкопал
голову Брана на холме Тауэр Хилл, откуда та наблюдала - не приближается ли
враг к берегам Британии, ибо Артур считал ниже своего достоинства
поддерживать свою власть над Британией каким-либо иным путем, кроме сохраняя
честь и доблесть (см. главу 20 - "Сватовство к Бранвен и голова Брана"), мы
должны признать отцом Брана самого владыку подземного царства. После этого у
нас есть все основания утверждать, что и жена его точно так же происходила
из того же подземного царства, и не удивительно, что ею оказалась Гвенвивар,
чей отец, Огирвран, представлял собой персонаж, во всех отношениях
отвечающий представлениям древних кельтов о повелителе подземного мира. Он
был громадного роста (недаром его звали Огирвран-великан); был владельцем
волшебного котла, из которого родились три музы; и, вдобавок ко всему этому,
был патроном бардов, которые почитали его основоположником всех искусств.
Более того, само его имя, восходящее к архаическому окур вран (ocur vran),
означает злая ворона, то есть ворон - птица смерти.
Однако староваллийские предания приписывают Артуру обладание тремя
женами, каждую из которых звали одинаково - Гвенвивар. Эта странная
особенность, по всей вероятности, является результатом особого пристрастия
кельтов к троичной символике. Для сравнения можно вспомнить трех Этэйн,
проходящих по страницам мифо-героической истории об Эохаидх Эйремхе, Этэйн и
Мидхире. Одна из этих трех Гвенвивар[1], помимо Гвенвивар - дочери
Огирврана, была дочерью Гвирд Гвента, о котором нам не известно абсолютно
ничего, кроме его имени, а другая - дочерью Гвитир ап Гврейдавла, того
самого "Победителя, сына Лихача", с которым Гвин ап Нудд в одном из более
ранних мифов ведет вечную битву за руку Кройддилад, дочери бога неба Ллуда.
Эту же длящуюся в вечности борьбу сил света и тьмы за обладание
символической девой описывают и на страницах легенд Артуровского цикла, но
там она ведется не за руку Кройддилад, которую стремится похитить Гвин, а за
прекрасную Гвенвивар, супругу уже не Гвитира, а Артура. По всей вероятности,
в корнуолльском варианте этого мифа бог тьмы носит имя Мелвас, а не Гвинвас,
или Гвин, как звучит его имя по-валлийски. Мелвас пролежал в засаде целый
год, и в конце концов ему удалось увезти красавицу Гвенвивар в свой дворец в
Авильон. Однако Артур бросился в погоню за ним и победил этого грозного
исполина, точно так же как Эохаидх Эйремх, в гэльской версии этого поистине
универсального мифа, был побежден и заперт в сидхе Мидхира в Бри Лейт (см.
главу 11 - "Боги в изгнании"). Мифология, как, впрочем, и история, склонна
повторяться, и Мелвасу пришлось вернуть украденную Гвенвивар ее законному
супругу и господину.

[1] Перечисление трех Гвенвивар короля Артура составляет одну из
валлийских триад.

Однако соперником Артура, оспаривающим у него руку и сердце Гвенвивар,
в широко известной версии этой истории выступает уже не Мелвас. Наиболее
распространенные варианты этой достаточно ранней любовной истории называют
соперником Артура его собственного племянника - Медравда. Здесь можно
провести параллель между легендой бриттов об Артуре, Гвенвивар и Медравдом и
гэльской историей о любви Эйремха, Этэйн и Мидхира. Оба свода мифов взаимно
дополняют друг друга; более того, даже имена всех трех пар персонажей имеют
перекликающиеся значения. Так, имя Эйремх, как и Артур [1], означает
"пахарь" - более чем уместное имя для бога - основателя земледелия. Этэйн,
то есть "Сияющая", - более чем красноречивая параллель к имени Гвенвивар,
что означает "Белый Призрак"; имена Мидхир и Медравд восходят к одному и
тому же корню, означающему буквально "поражать, сражать", а в метафорическом
плане - приходить к определенному решению. Попытка объяснения этого мифа в
очередной раз ставит вопрос об истинном содержании мифологии. Спешат ли день
и ночь сами собой к рассвету, уступают ли лето и зима место блаженной весне,
или все это - не более чем символы всходов зерна, от которых зависит сама
жизнь людей, всходов, вызванных из небытия магическими заклинаниями
земледельца? Когда будет получен ответ на этот вопрос, тогда станет ясным и
содержание многих и многих древнекельтских мифов. Соперники, сражающиеся за
похищенную невесту, были, есть и будут неизменными; один из них наделен
атрибутами света, другой - символами тьмы.
Даже в изложении сэра Томаса Мэлори в легенде об Артуре, заимствованной
им из французских любовно-рыцарских романов, достаточно далеко отстоящих от
оригинальной версии преданий, мы видим характерную мифологическую замену.
Место возлюбленного королевы - супруги Артура, принадлежавшее в легенде
Медравду, в романах артуровского цикла занял сэр Ланселот; если он не являл
собой некоего неизвестного кельтского бога [2], то тогда его образ
представляет собой чистый плод вымысла позднейших норманнских беллетристов.
Однако история, в которой Медравд выступает соперником Артура, дошла до нас
в тексте "Смерти Артура", где повествуется о том, как сэр Мордред силой взял
в жены Гиневру, что тоже является одним из проявлений бунта, поднятого им
против своего короля и одновременно дяди. Притягательность этого кельтского
мифа оказалась настолько сильной, что он еще в давние времена стал частью
псевдоистории Древней Британии. Знаменитые триады рассказывают о том, как
Артур и Медравд в отсутствие хозяина (т. е. себя самих) совершали
опустошительные набеги на владения друг друга. Так, Медравд отправился в
Келли Вик, что в Корнуолле, и съел и выпил там все припасы, которые только
смог найти, а в довершение всего нанес оскорбление королеве Гвенвивар. В
отместку за этот набег Артур напал на двор Медравда и предал огню и мечу
всех его слуг и весь скот. Их соперничество в конце концов завершилось
Камлуанской битвой. Это мифическое сражение, которое хронисты изо всех сил
старались объявить историческим, насыщено легендарными деталями. Предания
гласят, что Артур и его соперник в ходе сражения трижды делились друг с
другом силами, вследствие чего эту битву впоследствии стали называть одним
из "Трех бессмысленных сражений Британии" - идея, позволившая именовать ее
также одним из "Трех преступных переворотов Британии". В этой жуткой сече
сумели выжить всего лишь четверо: один - потому, что он был настолько
уродлив, что воины врага старались держаться подальше от него, считая его
дьяволом; другой - потому, что был так прекрасен, что враги приняли его за
ангела; третий был таким богатырем, что против него никто не мог устоять, а
четвертым оказался сам Артур. Отомстив Медравду за смерть Гвалхмея, он
отправился к себе на остров Авильон - залечивать бесчисленные раны,
полученные в сражении.

[1] Ср. праславянское корнесловие. В имени Эйремх явно слышится ярем,
ярмо; таким образом, более точное его значение - "Влачащий ярем". Что же
касается имени Артур, то в нем угадывается индоевропейский корень, в
славянском варианте получивший огласовку "оратай", то есть собственно
"пахарь" (прим. перев.).
[2] В образе таинственного Ланселота, не упоминаемого в легендах
Артуровского цикла вплоть до появления в Британии норманнов, по всей
вероятности, следует видеть солнечного бога бриттов или, по крайней мере,
солнцеподобного героя. Можно провести целый ряд любопытных параллелей между
ним, с одной стороны, и Передуром и Овэйном - с другой. Небезынтересно также
сопоставить легенды из позднейшего "Мабиногиона" с легендами о знаменитом
гэльском герое Кухулине.

Именно оттуда - из легендарного Элизиума кельтских народных преданий -
им и предстоит когда-нибудь вернуться в этот мир. Но подобно тому, как
гэльские боги, по преданиям, ныне влачат бытие в "Стране Живых", лежащей
где-то за кромкой волн на далеком Западе, и иногда наведываются в свой
дворец - безымянный полый холм, так и Артур порой заглядывает на Авильон и
даже восседает со своими славными витязями, под чарами волшебного сна в
некоем сакральном месте, ожидая звука архангельской трубы, которая призовет
их в бой за освобождение Британии. Легенда эта записана в окрестностях
холмов Эйлдон Хиллз, в округе Сноудаун, в Кэдбери в Сомерсете, наиболее
аутентичном локусе легендарного Камелота, в долине Нит в Южном Уэльсе, а
также во многих и многих других местах. Артур погрузился в глубокий сон, но
он не умер. Старинное валлийское стихотворение, озаглавленное "Стихи на
могилах воинов" и входящее в состав Черной Кармартенской книги, перечисляет
места вечного покоя большинства богов и полубогов древних бриттов. "Могила
Гвидиона находится в болотах Диннлеу", могила Ллеу Ллоу Гиффеса - "под
покровом моря, которое он так любил", и там, где "волна издает прощальный
вздох, скрыта могила Дилана". Благодаря ему мы знаем, где находятся места
вечного упокоения Придери, Гвалхмея, Марха, Мабона, даже великого Бели, но

О могиле Артура и помыслить грешно.[1]

[1] Такой перевод валлийской строки более точно передает ее смысл, чем
знаменитая формула "Могила же Артура - неизвестна"



Глава 24.
СОКРОВИЩА БРИТАНИИ

Для мифологического Артура весьма характерно, что в ранневаллийских
преданиях он предстает в совершенно ином облике, чем тот, который
присутствует в псевдоисторических писаниях Ненния и Гальфрида Монмутского.
Так, в легендах ничего не сказано о его набегах на страны Западной Европы,
которым Гальфрид уделяет так много места в двух своих книгах. Да, Артур был
завоевателем, но завоевания его никак не затрагивали стран и земель,
известных географам. Он сражался против Аида, а не Рима, и именно эти битвы
принесли ему поистине триумфальную славу. Именно такова подлинная история
короля Артура, и значительное число ее фрагментов и просто отрывочных
упоминаний сохранилось в составе Красной Гергестской книги. Обе эти истории,
в той форме, в которой они дошли до нас, уверенно датируются XII веком, но в
обоих возникает впечатление, что их автор-кодификатор просто собрал и
положил на пергамент фрагменты угасающих преданий, восходящих к гораздо
более отдаленному прошлому.
Когда некий валлийский тяжеловооруженный рыцарь по имени Ронабви
однажды вознамерился улечься спать на желтую телячью кожу - единственное
подобие ложа в той бедной хижине, на пороге которой его застала глухая ночь,
ложа, не слишком усеянного клопами и прочей нечистью, - во сне он увидел
видение, которое и описано в легенде под названием "Сон Ронабви". Ему
почудилось, будто он странствует со своими спутниками, направляясь в Северн,
и вдруг слышит позади себя оглушительный шум. Оглянувшись назад, он видит
некоего всадника-великана верхом на исполинском коне. Облик этого великана
был настолько ужасен, что Ронабви и его спутники бросились наутек от этого
чудовища. Но их бегство оказалось совершенно бесполезным, ибо всякий раз,
когда конь великана делал вдох, он втягивал в себя воздух и подтягивал
беглецов к себе, а с каждым выдохом немного отбрасывал их от себя. В
отчаянии они пали духом, запросили пощады и, что называется, сдались на
милость победителя. Тот пощадил их, пожелал узнать имена незадачливых
беглецов, а затем поведал им свое собственное. Оказалось, что это был
Иддавк, Смутьян Британии, тот самый, который из любви к войне ради войны
намеренно развязал кровопролитную Камлуанскую битву. Артур послал его на
переговоры к Медравду, но, хотя король и общался с ним в предельно вежливых
выражениях, на которые только был способен, Иддавк тем не менее обратил все
это в ссору и свару. После этого он был на семь лет отправлен в ссылку, был
прощен и теперь спешил что было духу в лагерь Артура. Туда-то он и хотел
привести с собой Ронабви и его воинов.
Войско Артура стояло лагерем в миле от брода Рид-и-Гроэс, по обеим
сторонам дороги, а сам император находился на маленьком островке посреди
реки, где он беседовал о чем-то с епископом Бедвини и Гвартхегидом, сыном
Коу. Как и Ойсин, вернувшийся в Ирландию после трехвекового пребывания в Тир
Таирнигириб, "Земле Обетованной" (см. главу 15, "Финн и фианы"), Артур
своими волшебными чарами превратил пленников Иддавка в карликов, ростом не
больше пони.
- И где это, Иддавк, тебе удалось найти таких малышей, а? - обратился к
нему король.
- О мой повелитель, я встретил их только что, вон на той дороге. Тогда
император заулыбался.
- О мой повелитель, - удивленно спросил его Иддавк, - над чем это вы
смеетесь?
- Видишь ли, Иддавк, - отвечал император, - я не смеюсь; мне просто
подумалось, какими крошками кажутся эти людишки по сравнению с теми
стражами, что стерегли тебя на острове. - Сказав это, он с улыбкой
отвернулся, а Иддавк поспешил приказать Ронабви и его спутникам, чтобы те
помалкивали и глядели, что же будет дальше.
К сожалению, объем этой книги не позволяет хоть сколько-нибудь подробно
описать внешний облик и вооружение воинов, которые скакали вслед за
пленниками Иддавка, торопясь присоединиться к войску Артура, направлявшемуся
походным маршем на поле, на коем вскоре произошла битва при Маунт Бадон.
Впрочем, некоторые историки считают, что она состоялась в Бате. Если
читатель захочет сам обратиться к этой истории, он сможет увидеть все то,
что видел Ронабви. Многие спутники Артура названы по именам: это и Карадавк
Крепкая Рука, который здесь назван сыном не Брана, а Ллира; и Марх ап
Мейрхион, владыка подземного царства; и Гай, именуемый "самым прекрасным
всадником во всей свите Артура"; и Гвалхмей, сын Гвиар и самого Артура; и
Мабон, сын Модрона; и Тристан, сын Таллвха, возлюбленный "Прекрасной
Изольды"; и Гореу, кузен Артура и его избавитель из Аэт и Аноэт - костяной
тюрьмы Манавидана. Эти и многие другие персонажи проходят перед глазами
читателя, точно так же как некогда они прошли перед глазами самого Ронабви
за те три дня и три ночи, которые он проспал на той самой знаменитой
телячьей коже. История, изложенная в саге "Сон Ронабви", столь подробно
прописанная в деталях, по содержанию мало чем отличается от делового
каталога. По всей вероятности, ее неизвестный автор поставил себе задачу
представить вереницу картин, имевших, по его мнению, важное значение для
характеристики сподвижников Артура. Другая история, знаменитая "Куллвх и
Олвен", также имеет форму каталога, однако принципы подачи материала в нем
существенно иные. Это уже не просто перечень людей, поданных как некие
редкости. Ее тема - не герои минувших веков, а сокровища Британии. Ее вполне
можно сравнить с гэльской историей о приключениях трех сынов Туиреанна (см.
главу к, "Гэльские аргонавты").
"Тринадцать сокровищ Британии" часто упоминаются и ранних легендах
бриттов. Они, естественно, принадлежали богам и героям и оставались на нашем
славном острове вплоть до конца эпохи богов, когда Мерлин, расколдовавший
прежний мир, унес их с собой в свою воздушную усыпальницу, увидеть которую
не позволено никому из смертных. По преданию, к числу этих сокровищ
относились меч, корзина, рог для питья, колесница, поводья, нож, котел,
точильный камень, одежда, миска, тарелка, шахматная доска и мантия. Они
обладали не менее удивительными волшебными свойствами, чем яблоки, свиная
кожа, копье, упряжка коней и колесница, свиньи, щенки и вертел, которые сыны
Туиреанна с такими трудностями раздобыли для Луга (см. главу 8, "Гэльские
аргонавты"). Это, вне всякого сомнения, те же самые легендарные сокровища,
которые появляются в истории "Куллвх и Олвен". Даже число их совпадает, ибо
и тех и других - по тринадцать. Одни из них предположительно, а другие,
бесспорно, восходят к какому-то иному преданию. Неудивительно, что между
этими двумя перечнями могут существовать значительные несовпадения,
поскольку вполне вероятно, что в древности существовали различные варианты
(изводы) одной и той же легенды. Разумеется, в древности о тринадцати
сокровищах Британии слышали все. Многие, конечно, задавали себе вопрос, что
это за сокровища. Другие интересовались, откуда эти сокровища могли
появиться. Так вот, история "Куллвх и Олвен" и должна была дать ответы на
все эти вопросы. Оказывается, эти сокровища сумели раздобыть для Британии
Артур и его грозные рыцари. Куллвх - герой этой истории, а Олвен - ее
героиня, но только, если так можно выразиться, ради соблюдения куртуазности.
Эту пару связывает взаимная любовь, пребывающая, как это часто имеет место в
преданиях архаических народов, на заднем плане основной интриги. Женщине в
таких легендах отведена роль золота и всевозможных сокровищ, вокруг которых
закручивается сюжет приключенческих авантюр, более близких к нам по времени.
Ее можно добыть, преодолев множество внешних препятствий и не утруждая себя
снисканием ее собственного согласия. В этом романе Куллвх был сыном короля,
женившегося впоследствии на вдове, у которой была взрослая дочь. На этой-то
девушке и заставляла его жениться его новоявленная мачеха. На эти
домогательства юноша возразил, что он еще не в том возрасте, когда
благородному человеку подобает жениться, и мачеха наложила на него заклятие,
состоявшее в том, что он сможет найти себе жену до тех пор, пока не завоюет
сердце Олвен, дочери поистине ужасного отца по прозвищу Готорн [1], Вождь
Великанов, или, по-валлийски, Испаддаден Пенкавр.

[1] Готорн (англ. hawthorn) - боярышник, колючий кустарник (прим.
перев.).

Вождь Великанов был столь же враждебен к поклонникам своей дочери,
сколь и уродлив. Это и не удивительно! Дело в том, что он отлично знал, что,
после того как его дочь выйдет замуж, ему самому вскоре придет конец. И эта
фатальная предопределенность, и даже его ужасные брови, столь тяжко
нависавшие над глазами, что он почти ничего не видел до тех пор, пока брови
не приподнимались специальными вилами, делают его образ весьма похожим на
одного из фоморов, легендарного Балора. А вот его дочку Олвен валлийская
легенда, напротив, показывает нам писаной красавицей. "Кудри на ее головке
были светлее ракиты, кожа ее была пены морской белее, а ручки ее, и особенно
пальчики, были нежней и прекрасней, чем лепестки анемона на глади ручья,
бегущего посреди медвяных лугов. Очи ее были быстры, как ученый ястреб;
резвость сокола-трехлетка не могла сравниться с ее быстротою. Грудь ее белая
была белоснежнее, чем грудь белой лебеди; щечки ее алели алей самых алых
роз. Всякий, кто видел ее, тотчас влюблялся без памяти. Там, где ступали
ножки ее, распускались четыре белых трилистника. Потому-то ее и назвали
Олвен".
Нечего и говорить, что Куллвх, даже еще не видя деву, воспылал к ней
нежной страстью. Он то и дело краснел при упоминании ее имени и выспрашивал
у отца, каким образом он мог бы заполучить ее в жены. Отец напомнил своему
влюбленному детищу, что он, как-никак, приходится кузеном самому Артуру, и
посоветовал сыну попросить Олвен у короля в качестве дара. Услышав это,
"Куллвх тотчас вскочил на своего скакуна серой масти, в яблоках, славного
коня-четырехлетка, с крепкими жилами и твердыми, как камень, подковами.
Упряжь на нем сверкала золотом, и седло на нем было из чистого золота. А в
руке пылкий юноша держал два копья серебряных, прочных, тщательно
выкованных, с наконечниками из стали, в три эля [1] длиной. Наконечники были
настолько острыми, что могли поранить даже ветер и заставить его пролить
кровь. Падали же они еще легче и незаметнее, чем падает наземь капля росы с
листьев камыша в июньский день, когда росы особенно тяжелы. На ремне у него
висел меч с золотой рукоятью; лезвие же меча было из кованого золота, и
крест накладного золота сверкал на нем светом небесным. Рог его боевой был
искусно сделан из кости. Впереди него мчались две белогрудых борзых; на шеях
у них сверкали литые ошейники, достающие от плеч до ушей. У той, что бежала
слева, привязь держалась на правом боку; у той, что летела справа, - ясное
дело, на левом. Скакун его землю швырял в небеса сразу всей четверкой копыт;
казалось, четыре ласточки взмывали под небеса над головой у него, ныряя то
выше, то ниже. На нем красовалась пурпурная четырехугольная мантия; в каждом
углу ее сверкало по яблоку золотому, и каждое из тех яблок стоило сотню
коров. Башмаки на нем были из золота, ценою в три сотни коров. Стремена его
золотые доходили от башмаков до колен. Но когда он скакал, даже стебли травы
не прогибались под ним: такой легкой была поступь его скакуна, когда
подскакал он к самым воротам дворца короля Артура".

[1] Эль (англ. ell) - старинная мера длины. 1 эль = 45 дюймам = 114 см.
Таким образом, три эля = 3,42 м (прим. перев.).

Впрочем, этот отважный кавалер не стал слишком церемониться. Когда он
прибыл к дворцу, его ворота уже были заперты на ночь, но рыцарь, невзирая на
это, послал к Артуру, требуя, чтобы его немедленно впустили. И хотя правила
этикета требовали, чтобы гости оставляли своих коней на привязи у ворот,
Куллвх не сделал этого и повел своего скакуна прямо в зал. Обменявшись с
хозяином галантными приветствиями, он назвал свое имя и потребовал от
императора отдать ему Олвен в жены.
Как оказалось, ни сам Артур и никто из его придворных даже и не слышали
об Олвен. Тем не менее император пообещал своему кузену отыскать ее или
удостовериться, что такой девушки просто не существует. Затем он послал на
помощь Кулвху своих славных рыцарей: Гая вместе с его другом Бедвиром,
скорым на любое дело; Киндделига, который всегда мог указать дорогу в чужой
стране как в своей собственной; Гвррира, знавшего все на свете языки людей и
прочих божьих тварей; Гвалхмея, который никогда не останавливался на полпути
и доводил всякое дело до конца; и Менва, способного превратить себя и своих
спутников в невидимок. Они скитались до тех пор, пока им не встретился
замок, стоявший посреди равнины. На лугах вокруг него паслись бесчисленные
стада овец, за которыми присматривали с холма пастух-великан и такой же
громадный пес. Менв прочитал против пса магическое заклинание, и они
направились к пастуху. Как оказалось, его звали Кустеннин; он был братом
Испаддадена, а его жена приходилась сестрой матери самого Куллвха. Злобный
повелитель великанов жестоко унизил своего брата, сделав его слугой, и
безжалостно предал смерти двадцати четырех его сыновей, за исключением
одного, которому удалось спрятаться в каменном сундуке. Пастух приветствовал
Куллвха и его спутников - рыцарей Артура, пообещав тайно помогать им, причем
сделал это весьма охотно, ибо Гай пообещал взять его единственного
уцелевшего сына под свое покровительство. Жена Кустеннина даже взялась
устроить Куллвху тайное свидание с Олвен [1], и дева была не слишком
разочарована нарядом и манерами своего кавалера.

[1] То есть "Оставляющая Белый След". Красота Олвен была одним из
поэтических штампов средневековой валлийской литературы.

Свидание состоялось в замке Испаддадена. Спутники Куллвха без единого
звука умертвили девятерых привратников и столько же сторожевых псов и
незамеченными проникли в зал. Затем они почтительно приветствовали мрачного
великана и изложили причину своего появления.
- Да где же мои верные слуги и служанки? - вопрошал тот. - Поставьте-ка
вилы под брови, опять упавшие мне на глаза, чтобы я смог увидеть своего
будущего зятя. - Оглядев гостей, он велел им прийти на следующий день.
Как только гости повернулись к нему спиной, Испаддаден метнул в них
отравленный дротик. Однако Бедвир перехватил его на лету и послал обратно,
ранив самого великана в колено. После этого спутники Куллвха поспешно
оставили стонущего хозяина, переночевали в доме Кустеннина, а на следующее
утро вернулись в замок.
Они вновь потребовали отдать им Олвен, угрожая ему смертью, если тот
откажется выполнить волю Артура. "Видите ли, еще живы четыре ее
прапрапрабабушки и четыре ее прапрапрадеда, - возразил Испаддаден. - Я
должен непременно посоветоваться с ними, прежде чем дать ответ". И едва
только гости повернулись к нему спиной, собравшись покинуть зал, как
коварный хозяин вновь метнул в них второй дротик. Однако Менв опять
перехватил его и направил в самого великана, на этот раз ранив его в
туловище. Когда на следующее утро они опять явились к Испад-дадену, тот
сразу же предупредил их, чтобы они не стреляли в него, если не хотят
расстаться с жизнью. Затем он приказал приподнять себе брови и, увидев
поклонника дочери, тотчас метнул в Куллвха отравленный дротик. Но влюбленный
сам перехватил его на лету и пустил в неприветливого тестя, попав
Испаддадену прямо в глаз, так что дротик насквозь пробил ему голову. Здесь
мы явно имеем дело с аналогом мифа о Луге и Балоре. Испаддаден, однако,
остался жив, но страшно разгневался. "Проклятый зятек! Подумать только,
какой невежа! - воскликнул он. - Никогда в жизни мои глаза не видели так
плохо. Когда я иду против ветра, вода застилает мне глаза, а голова так и
пылает. Во время новолуний меня мучают головокружения. Будь проклят огонь,
на котором был выкован этот дротик! Это отравленное железо терзает меня хуже
бешеной собаки".
Теперь уже Куллвху и его спутникам настал черед предостеречь великана,
чтобы тот больше не метал в них свои отравленные дротики. Эта угроза
неожиданно подействовала на него, и он, взгромоздившись в кресло напротив
Куллвха, принялся обсуждать с ним, каков должен быть выкуп за невесту.
Условия, выдвинутые им, были поистине чудовищными. По сравнению с ними
выкуп, который потребовал Луг за убийство Киана, - сущий пустяк (см. главу
7, "Возвышение бога Солнца"). Чтобы вырастить достаточно зерна и приготовить
вволю вина для свадьбы своей дочери, великан потребовал, чтобы Куллвх
сровнял с землей огромный холм, вспахал поле на его месте, посеял пшеницу и
собрал урожай, и все это - за один и тот же день... С этой задачей не мог
справиться никто, кроме Амаэтона, сына богини Дон, бога - покровителя
земледелия и всяких хозяйственных дел, и Гофаннона, сына той же Дон,
бога-кузнеца, да и то если у них под рукой окажется упряжка волшебных быков.
Кроме того, жених должен будет достать ему те же девять бушелей[1] семян
льна, которые он некогда посеял в молодости, да так и не собрал, ибо только
из этого льна можно было сделать белоснежную фату для подвенечного платья
Олвен. Вдобавок жених должен приготовить мед для застолья, "вдевятеро слаще
меда из улья диких пчел".

[1] Бушель (англ. bushel) - мера емкости и объема, 1 бушель = 36,4 л
(прим. перев.)

Но и это еще было не все. Далее последовал перечень тринадцати
сокровищ, которые бедный жених должен был поднести ему в качестве приданого
для невесты. Поистине, никто никогда не слыхивал о подобном свадебном
подарке! Такой мед, о котором говорил Испаддаден, мог вместить в себя только
волшебный кувшин Ллвира, сына Ллвириона. Раздобыть вдосталь угощения для
всех гостей на свадебном пиру могла только волшебная корзина Гвиднея
Гаранира, способная накормить всех и вся, ибо из нее одновременно могли есть
трижды девять мужей. Никакой котел не смог бы наварить столько мяса для
гостей, кроме волшебного котла Диврнаха Гэла. Чтобы напоить всех допьяна,
потребовался бы магический рог для питья Гвлгавд Годолина. Развлечь гостей
сладостными звуками было по силам только арфе Теирту, которая, как и арфа
Дагды, играла сама собою. Обрезать исполинские волосы будущего тестя можно
было одной-единственной вещью на свете - клыком Тврх Трвита (что означает
"Белый Клык"), Короля Вепрей, да и то не иначе как выдернув этот клык из
пасти его обладателя, пока тот еще жив. Но перед тем как обрезать волосы
великана, их необходимо было сперва смочить кровью Ведьмы из преисподней,
черной как смоль колдуньи, дочери белой как снег ведьмы из Источника Реки
Скорби, находящейся у самых врат Ада. Однако кровь ведьмы не сможет остаться
достаточно теплой, если ее не налить в бутыли Гвиддолвин Горра, способные
сохранять вино теплым, даже если их перенести с одного конца света на
другой. А чтобы напоить гостей молоком, ему потребовались бы другие бутыли -
бутыли Риннон Рин Барнавда, в которых никогда не скисало никакое питье,
сколько бы его ни хранили. Для себя лично разборчивый тесть потребовал меч
Великана Гврнаха, с которым его владелец никогда не расставался, ибо ему
было предсказано, что ему самому суждено погибнуть от этого меча. В
довершение всего великан потребовал раздобыть ему гребень, бритву и ножницы,
лежащие между ушами Тврх Трвита, жестокого короля, превращенного в самого
свирепого на свете вепря.
Именно этому персонажу история "Куллвх и Олвен" обязана своим вторым
названием - "Тврх Трвит". Итак, задача, стоявшая перед Куллвхом, была
достойна богов или хотя бы полубогов. Однако требования тестя только еще
больше раззадорили Куллвха, напугать которого было не так-то просто. На
каждую новую трудность и каждое препятствие у него всегда был готов ответ:
- О, мне не составит особого труда выполнить все это, хотя ты,
возможно, и полагаешь, что я не справлюсь и отступлюсь.
Легко это было или нет, видно из условий, при которых охота на Короля
Вепрей могла закончиться успехом. Простым охотникам и их собакам нечего было
и думать о ней. Во главе своры был поставлен Друдвин, щенок от Грейда,
которого надо было вести на особом поводке, прикрепленном к цепи, достаточно
прочной, чтобы удержать его ошейник. С этим псом не мог охотиться никакой
охотник на всем свете, кроме Мабона, сына Модрона; дело в том, что много лет
назад, когда ему было всего три дня, его похитили у матери, и никто не знал,
где он, жив он или мертв. На всем свете был только один скакун, способный
выдержать тяжесть Мабона, скакун по кличке Гвинн Мигдвн, конь Гведдва. Кроме
него, надо было раздобыть еще двух волшебных псов, щенков от Гаст Рими; их
надо было держать на одном поводке, а чтобы они не перекусили его, поводок
этот следовало сплести из бороды великана Диссулла, выщипав ее у него живого
по волоску. Но и тогда никто из простых охотников не мог приблизиться к ним;
это мог сделать только Кинедир Виллт, который сам был вдевятеро свирепей
любого зверя, обитающего в горах. На помощь к нему должны отправиться все
славные рыцари Артура, даже сам Гвин ап Нудд верхом на своем черном как ночь
коне. Но как же им справиться со столь ужасной задачей: удержать бесов
преисподней на поводке и не позволить им стереть с лица земли этот мир?
Поистине, это тема для целого романа! Но мы, к сожалению, так никогда и
не узнаем всех подробностей того, как были добыты эти пресловутые сокровища,
каким образом нашим героям удалось призвать на помощь волшебных охотников.
Эта история, названная "хранилищем самых прекрасных из сказок "Тысячи и
одной ночи", самой поразительной и фантастической легендой, которую только
знает мир", увы, осталась неоконченной. Впрочем, она производит впечатление
достаточной полноты, но, сравнив перечень подвигов и славных деяний, которые
предстояло свершить героям, и их описание в самом тексте истории, нетрудно
заметить, что многие и многие эпизоды и ней отсутствуют. "Воинство Артура, -
говорится в ней далее, - разделилось на группы по два-три героя", и каждый
из этих мини-отрядов решал отдельные задачи. Приключения и подвиги одних
описаны подробно, деяния других даже не упоминаются. Так, мы узнаем, как Гай
своим боевым мечом сразил Великана Гврнаха; как Гвитир ап Гврейдавл,
соперник Гвина в борьбе за руку и сердце Кройддилад, спас от огня целый
огромный муравейник, и благодарные муравьи собрали и принесли ему все до
единого семена льна, посеянные Испаддаденом еще во времена его молодости;
как воины Артура окружили и схватили щенков Гаст Рими; и как Гай и Бедвир
сумели перехитрить бдительного Диссулла и выщипали деревянными клещами его
бороду, чтобы сплести из ее волосков поводок для волшебных псов... Кроме
того, узнаем мы и о том, как Артур отправился в Ирландию и привез оттуда
знаменитый котел Диврнаха Гэла, полный ирландских монет; как был пойман и
убит Тврх Трвит; как Артур решил собственными руками предать смерти Ведьму
из преисподней. О том же, как именно были добыты другие сокровища,
упоминается лишь вскользь. Но, что важнее всего, мы в конце концов узнаем,
где был спрятан похищенный Мабон и как ему удалось спастись.
С момента исчезновения Мабона прошло столько веков, что почти не
оставалось надежды хоть когда-нибудь получить весточку о нем. И тем не менее
Гвррир, владевший языками всех живых существ на свете, решил спросить об
этом древнюю-предревнюю птицу, Дроздиху из Килгври, но Дроздиха, хотя она в
свое время и склевала кузнечную наковальню, приняв ее за орех, оказалась
слишком молодой, чтобы до нее могли дойти слухи о Мабоне. Зато она отослала
Гвррира к существу, появившемуся на свет задолго до нее самой, - к
Рединврскому Оленю. Но, хотя Олень этот видел, как росток дуба пророс из
желудя, став могучим деревом с тысячью ветвей, а затем сгнил, превратившись
в ветхий корешок, он тоже никогда не слыхивал о Мабоне. Зато он послал
Гвррира к созданию еще более древнему, чем он сам, - к Сове из Квм Коулвид.
Дерево, на котором жила эта Сова, трижды сгнивало до основания и трижды
прорастало вновь из своих собственных семян, и за все эти века Сова так ни
разу и не слышала о Мабоне. На прощание она сказала Гврриру, что
единственное существо на свете, способное хоть чем-то помочь ему, - это Орел
из Гверн Абви.
Здесь странникам наконец-то удалось напасть на след Мабона. "Орел
сказал: "Я живу здесь с незапамятных времен, и, когда я впервые появился в
этих краях, на этом месте высилась скала, сидя на вершине которой я каждую
ночь преспокойно клевал звезды; а сегодня от нее остался лишь камень высотой
не более пяди. С тех самых пор я и живу здесь, но ни разу не слышал о
человеке, которого вы ищете, - ни разу, если не считать случая, когда я
отправился на поиски добычи в Ллин Ллив. Прилетев туда, я тотчас опустился к
самой воде, запустил когти в огромного лосося и подумал, что уж теперь-то
мне надолго хватит пищи. Но лосось оказался сильным и потащил меня в
глубину, так что мне едва-едва удалось вырваться от него живым. После этого
я собрал все свои силы и опять напал на него, пытаясь прикончить злую рыбу,
но он прислал ко мне гонцов и предложил заключить мир. Затем он сам появился
у поверхности и попросил меня вытащить у него из спины целых пять десятков
наконечников от остроги. Если уж этот лосось ничего не слышал о том, кого вы
ищете, я просто ума не приложу, кто сможет вам помочь. Впрочем, я могу
проводить вас к тому месту, где живет этот древний старец".Оказалось, что
Лосось знал, о ком идет речь. По его словам, с каждым приливом он бывает у
стен Глочестера. Именно там, и нигде больше, и надо искать того, кто им
нужен. Затем он принял к себе на спину Гая и Гвррира и помчал их к самым
стенам тюрьмы, где они вскоре услышали вздохи и стоны узника. Им оказался
сам Мабон, сын Модрона, томившийся в заключении столько веков, сколько не
довелось пострадать ни Ллуду или Грейгу, ни двоим другим из "Трех знаменитых
узников Британии" [1] до него. Но теперь его заключению пришел конец, ибо
Гай отправил гонца к Артуру за подкреплением, и его рыцари штурмом взяли
Глочестер и освободили Мабона.

[1] Так сказано в тексте истории, но триада "Трех знаменитых узников
Британии" выглядит несколько иначе. "Тремя самыми высокопоставленными
узниками острова Британия были Ллир Лледиат, томившийся в тюрьме Эйросвидд
Вледиг, Мадок, или Мабон, сын Гвейриота, один стоивший троих, и сам Артур,
проведший три ночи в замке Оэт и Аноэт и три ночи - в тюрьме Вен Пендрагон и
еще три ночи в темнице под камнем. Из этой темницы его вызволил юноша по
имени Гореу, сын Кустеннина, приходившийся Артуру кузеном".

Итак, героям удалось совершить все подвиги, за исключением последнего -
охоты на Тврх Трвита, который в то время находился вместе с семью своими
поросятами в Ирландии. Прежде чем начинать охоту на него, герои сочли
разумным послать волхва Менва поглядеть и воочию убедиться в том,
по-прежнему ли требуемые волшебные ножницы, бритва и гребень находятся у
него между ушами. Менв, превратившись в маленькую птичку, уселся прямо на
голову вепря. Увидев сокровища, он попытался унести хотя бы одно из них, но
Тврх Трвит настолько резко тряхнул головой, что капельки яда, слетевшие с
его щетины, попали на Менва, и с того дня он всегда немного прихварывал.
Охота началась. Рыцари окружили вепря, а собаки неотступно преследовали
его. В первый день на него напал ирландец. На второй день на вепря
набросились слуги Артура и были растерзаны им. Тогда в бой с ним вступил сам
Артур. Битва между ними продолжалась девять дней и девять ночей, но ни один
из поросят Тврх Трвита даже не был ранен. Тогда Артур решил предложить
перемирие и отправил к королю вепрей Гвррира, который говорил на всех языках
и мог договориться с грозным зверем. Гвррир попросил Тврх Трвита отдать им
добром гребень, ножницы и бритву, ибо только это и было нужно Артуру. Но
Вепрь Трвит, оскорбленный и гордый, не пожелал согласиться на такие условия.
Напротив, он надменно заявил, что он завтра же нападет на земли Артура и
будет всюду сеять смерть и разрушение.
После этого Тврх Трвит и семеро его поросят морем направились в Уэльс,
а Артур преследовал своего врага на корабле под названием "Придвен". С этого
момента история становится на удивление реалистической и обстоятельной.
Читателю подробно рассказывают о каждом их привале на долгом и многотрудном
пути по землям Южного Уэльса, так что маршрут этой невиданной охоты вполне
можно проследить по карте. Нам известны все уловки охотников и что
происходило всякий раз, когда вепри оказывались в западне. "Протокол"
подвигов спутников Артура достаточно обстоятелен, так что мы можем
проследить, что сталось со стадом Тврх Трвита, когда его поросята начали
гибнуть один за другим. Когда Трвит, король вепрей, добрался до Северна, что
в устье реки Уай, в живых не осталось никого, кроме него самого. Охота
продолжалась, и преследователи загнали его в воду. Далее события развивались
совсем неожиданно. Осла Большой Нож [1], Манавидан фаб Ллир, Какмври, слуга
Артура, и Гвингелли схватили короля вепрей за все четыре лапы и опустили его
голову под воду, а два главных охотника, Мабон, сын Модрона, и Кинедир
Уиллт, зашли с разных сторон и схватили ножницы и бритву. Но не успели они
забрать гребень, как король вепрей вырвался, выскочил на берег и умчался в
Корнуолл, а Осла и Какмври едва не утонули в волнах Северна.

[1] "Большой нож", как сказано в истории, представлял собой "короткий
широкий кинжал. Когда Артур и его воины подошли к самой стремнине, они
попытались найти какой-нибудь брод, чтобы перебраться на другой берег,
положив кинжал поперек реки - так, чтобы он послужил мостом, по которому
могли бы пройти армии трех островов Британии и трех соседних островков".

Однако все это оказалось лишь детскими шалостями по сравнению с теми
трудностями, с которыми героям пришлось столкнуться в Корнуолле, прежде чем
им все-таки удалось заполучить гребень. В конце концов они схватили его,
преследуя вепря в морской пучине. Тврх Трвит, преследуемый двумя неутомимыми
борзыми псами, скрылся из глаз, и с тех пор его никто больше не видел.
Выставка сокровищ Британии, добытых с таким огромным трудом и
представшая перед глазами Испаддадена, вождя великанов, явилась знамением
его скорой смерти. Все те, кто не любил его и желал ему зла, пришли
насладиться зрелищем падения великана. Однако тот в известной мере не
оправдал их ожиданий, ибо его кончина была не лишена некой доли величия.
"Моя дочь, - проговорил он, обращаясь к Куллвху, - теперь принадлежит тебе
по праву, но не благодари меня, ибо все произошло по воле Артура. Будь на то
моя воля, я никогда бы не расстался с нею, ибо вместе с ней я теряю и
жизнь". Сказав это, он отрезал себе голову и насадил ее на высокий шест, а
Олвен в ту же ночь стала женой Куллвха.
Продолжение следует...