Показать сообщение отдельно
  #1  
Старый 19.07.2010, 22:25
Аватар для roninr
roninr roninr вне форума
Почетный
 
Регистрация: 25.10.2005
Сообщений: 219
По умолчанию Начало письменности на Руси по археологическим данным

Медынцева А.А.

Начало письменности на Руси по археологическим данным

История, культура, этнография и фольклор славянских народов.
IX Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 г.
Доклады советской делегации. М., Наука, 1983.
[86] — конец страницы.

Эпиграфические материалы давно уже стали не только равноправными, но иногда и первостепенными источниками по истории письменности на Руси. В первую очередь это справедливо для древнейшего периода, так как самые старшие известные до сего времени датированные рукописи относятся ко второй половине XI в. В то же время надписи на многочисленных монетах Владимира Святославича, древнейших печатях и некоторых предметах, отдельные граффити на стенах Киевского Софийского собора дают первые конкретные представления о письменности конца X — первой половины XI в. Если этот период представлен сравнительно немногочисленными материалами, то предшествующий ему, дохристианский (IX—X вв.), не обладает и такими источниками. Между тем многие летописные данные, свидетельства восточных авторов, соображения общего характера позволили многим ученым предположить, что письменность на Руси появилась задолго до официального принятия христианства. При полном отсутствии или фрагментарности эпиграфического материала того времени эти общие (и правильные) положения создают условия для возникновения романтических, но совершенно не выдерживающих критики гипотез об «оригинальном» письме на Руси дохристианского периода. В качестве такого письма предлагались и оригинальные «черты и резы» — знаки на археологических предметах, причерноморские знаки, особое «докирилловское» письмо и такие откровенные подделки, как «Велесова» книга. Несостоятельность и скороспелость таких гипотез подрывают доверие не только к существованию оригинальной письменности, но и вообще к возможности использования письменности на Руси в дохристианскую эпоху.

Таким образом, вопрос о письменности на Руси IX—X вв. не выходит за пределы известных многие годы свидетельств и в последние годы почти не обсуждается на страницах специальных изданий. Это, конечно, объясняется недостатком фактического [86] материала и в первую очередь таких прямых свидетельств, как памятники эпиграфики. Трудно ожидать, что такие находки будут многочисленны, так как хорошо известно, что письменность должна получить достаточно широкое распространение среди различных слоев населения, для того чтобы надписи на предметах стали обыкновенным явлением.

Между тем в последние десятилетия в качестве материала для изучения распространения письменности успешно используются не только прямые свидетельства — надписи, но и косвенные, такие, как орудия письма — стили, или «писала», как они называются в древнерусских источниках. Долгое время их функциональное назначение было неясным: археологи называли их «булавками», «проколками», «ложечками для причастия». Определение их как орудий для письма, стилей на древнерусском материале впервые дал Б. А. Тимощук,1) а позднее А. Ф. Медведев систематизировал их находки, дал классификацию и хронологию.2) Оказалось, что древнейшие стили относятся ко второй половине X в., т. е. они почти на 100 лет старше первых берестяных грамот. Большинство писал сделаны из металла и имеют две рабочие поверхности: острие для прочерчивания букв и лопаточку для заглаживания написанного. Нужно отметить, что металлические писала предназначались не для письма по бересте, а для письма на восковых дощечках. А. В. Арциховский в первые годы после открытия берестяных грамот писал, что буквы на них нанесены костяными орудиями, так как железные были бы слишком остры, а деревянные недостаточно прочны. В этой же работе он определял как орудие для письма по бересте заостренный изогнутый костяной стержень, отполированный до блеска, с отверстием для подвешивания к поясу. Эксперимент использования его для письма по современной бересте подтвердил правильность предположения А. В. Арциховского.3) И другие исследователи — Ян Жак, А. Ф. Медведев — предполагали, что для письма по бересте могли использоваться костяные острия.4) Костяные острия разнообразных форм и, видимо, разного назначения являются одной из самых массовых находок начиная с неолита. Очевидно, невозможно выделить все орудия письма среди массы таких предметов, какие археологи называют «кочедыки», иглы, проколки и т. д. Однако есть определенная и сравнительно немногочисленная категория костяных предметов, типологически и хронологически очень четко выделяющаяся из общей массы находок. Речь идет о так называемых зооморфных остриях — предметах, изготовленных из рогов различных животных, утолщенный конец которых обработан в виде головы какого-нибудь животного: фантастического дракона или реального зверя — бобра, медведя, волка и т. д. Об их назначении до сих пор нет определенного мнения. Одни исследователи считали их предметом женского быта, иголками для плетения сетей 5) или лаптей, другие, исходя из наличия трех отверстий, — предметами специального назначения, предназначенными для наматывания ниток на иглицу для [87] плетения сетей.6) Наконец, находки их в погребальных комплексах вместе с глиняными лапами бобра или медведя явились причиной, по которой некоторые исследователи считают зооморфные острия предметами, связанными с языческим культом.7) Между тем уже давно отмечалось, что ни одно из объяснений не является удовлетворительным и предназначение зооморфных острий остается неизвестным.8) Вероятно, необходимо заново рассмотреть их рабочее назначение, условия находки, сопровождающие вещи, датировку и географическое распределение, чтобы высказывать определенное мнение об их предназначении.

Острия обычно гладко отполированы, что достигается не специальной обработкой, а долгим употреблением, так как кость хорошо полируется от держания в руке. На утолщенном конце почти всегда имеется сквозное отверстие (при наличии естественной пустоты внутри рога, из которого сделан предмет, получается три отверстия). Иногда через них продевалось железное кольцо. Известно несколько находок, где сохранились остатки кольца, продетого в отверстия. Очевидно, за железное кольцо рожки привязывались ремешком к поясу. Иногда ремешок просто обвязывали вокруг предмета, для чего утолщенный конец снабжался специальным выступом, чтобы ремешок не соскальзывал. В двух случаях (предметы, найденные в Киеве и на поселении Гнездово) отверстия вообще отсутствуют. Таким образом, можно утверждать, что наличие двух или трех отверстий не входило в функциональное назначение предметов. Находки зооморфных острий при трупоположениях подтверждают эти наблюдения: обычно они лежат с правого боку погребенного, рядом с остатками сумки. Находят зооморфные острия либо в мужских, либо в смешанных погребениях. Это отмечено Д. И. Блифельдом на материале Шестовицкого курганного могильника.9) Анализ дальнейших находок в некрополях Киева, Гнездова, Ярославских курганов подтверждает это наблюдение. Только в двух случаях эти «проколки» найдены в женских погребениях (по сообщениям в литературе).10) Можно считать доказанным, что эти предметы носили мужчины на поясе с правой стороны, привязанными на ремешке, иногда ремешок продевался в специальное железное кольцо. Отсутствие отверстий у некоторых острий наводит на мысль, что иногда их носили либо в сумке, либо в специальном чехле.

Очевидно, рабочей поверхностью следует считать острый конец. В то же время значительная толщина рога не позволяет использовать эти предметы как шило, а наличие колец мешает применению острий в качестве игл для плетения сетей или лаптей. В некоторых случаях в погребальных комплексах вместе с такими зооморфными остриями найдены и настоящие железные шилья. При хорошей сохранности острий часто можно проследить следы специального заострения рога, в одном случае можно рассмотреть на зачиненном конце стертую грань, как это бывает на современных карандашах. По стертости орнамента на боковых поверхностях [88] некоторых острий можно определить, что их держали в руке, сжимая двумя пальцами. Таким образом, вышеуказанные обстоятельства, сама форма предмета, чрезвычайно удобная для письма, анализ рабочих функций, изысканное оформление позволяют определить зооморфные острия как орудия письма, стили, или писала. Пробы использования хорошо сохранившихся предметов для письма показали, что ими одинаково удобно писать и по бересте, и по воску. Причем оказалось, что естественная изогнутость рога делает их удобными для заглаживания текста, написанного по восковой поверхности. Но употребление восковых дощечек на Руси этого времени не подтверждено фактическими данными,*) в то время как на использование бересты для письма указывают как свидетельства некоторых восточных авторов, так и широкое распространение грамот в более позднее время. Куски бересты — частые находки среди погребального инвентаря.

Определение отдельных находок зооморфных проколок как орудий для письма уже давно встречалось в литературе. В 1961 г. А. Ф. Медведев определил как писало предмет, сделанный из рога животного, со скульптурным изображением фантастического дракона на тупом конце; также было объяснено назначение другого предмета, найденного на киевском Подоле.11) Правда, эти определения были сделаны относительно острий, найденных в сравнительно поздних слоях (находка в Новгороде датирована по орнаменту XII—XIV вв., а киевская, по условиям стратиграфии, — концом X — началом XI в.). Но очевидно, что наблюдение, справедливое для отдельных находок, может быть распространено на всю категорию, географически и хронологически более широко распространенную.

К настоящему времени известно более двадцати пунктов находок таких писал, сделанных как на поселениях, так и в некрополях, многие из находок еще не опубликованы.12) Среди поселений — такие крупнейшие древние города, как Старая Ладога, Киев, Новгород, Минск. Известны такие писала и на поселении Гнездово. Несколько экземпляров найдено на роменско-боршевских городищах, таких, как Гочево, Гарналь, Петровское-на-Дону, Переверзевское. Эти городища являлись племенными центрами с развитыми ремеслами и торговлей, а поселение типа Гнездова исследователи характеризуют как протогород, со многими, присущими этому образованию чертами.13) Остальные находки относятся к некрополям, связанным с древнейшими городами и протогородами. Среди них — курганы Приладожья, крупнейшие некрополи Гнездова, Шестовицы, Ярославские курганы, некрополь в городской черте Киева и др. Таким образом, география находок этих писал свидетельствует о том, что они связаны с древнейшими административными центрами, центрами ремесел и торговли. Погребения, где встречаются зооморфные писала, — чаще всего не рядовые, с богатым инвентарем и оружием, а иногда и с предметами специального торгового предназначения — гирьками и весами. Это прослежено на погребениях [89] Шестовицкого могильника,14) Ярославских курганов и Гнездовского некрополя.15) Таким образом, география распространения древнейших костяных писал и сопровождающий их инвентарь погребальных комплексов указывают, что их находки, а следовательно, и древнейшие пункты, где использовалась письменность, относятся к древнейшим торговым центрам, а в их владельцах мы чаще всего должны видеть купцов-воинов. Но среди погребений встречаются и княжеские и, возможно, жреческие, а также такие, где социальную принадлежность погребенных определить трудно.


Датируются зооморфные писала по погребальному инвентарю и данным археологической стратиграфии, поэтому датировка их довольно широкая — IX—X вв. В тех случаях, когда возможна более ограниченная датировка, комплексы относятся к X в. или ко второй его половине. На поселениях они датируются приблизительно тем же временем — IX—X вв., на городищах Гарналь, Переверзевское — 60-ми годами X в., в Новгороде — концом X, рубежом X—XI вв. Очевидно, эти предметы появляются на рубеже IX—X вв., получают более широкое распространение в X в., особенно во второй его половине, и доживают до конца X — начала XI в. Проверка этой датировки будет возможна после полной публикации погребальных комплексов, но уже сейчас ясно, что ими пользовались задолго до принятия христианства и государственной письменности.

Труднее всего определить этническую принадлежность владельцев этих стилей, так как зооморфные острия встречены не только на территории Древней Руси, но и в Северной Европе, Хазарии, Болгарии и т. д. Наиболее показательны в этническом отношении находки в некрополях. Однако даже целые погребальные комплексы не дают ясной картины, так как большинство курганных групп, где обнаруживаются писала (зооморфные острия) принадлежат к «дружинной» аристократической культуре, для которой характерны смешение и гибридизация различных по происхождению культурных элементов. В 30-е годы т. Арне решительно высказывался за несомненно скандинавское происхождение зооморфных острий.16) В наши дни Т. А. Пушкина сопоставляет гнездовские находки зооморфных острий с северными древностями. По ее мнению, по крайней мере часть этих предметов производилась на месте, но скандинавскими ремесленниками.17) Напротив, Д. И. Блифельд, исследовавший Шестовицкий курганный комплекс и посвятивший специальный очерк «загадочным» предметам — рожкам, высказывает мысль, что они прямых аналогий в искусстве Скандинавии не имеют, считая, что такие предметы были распространены у различных народов, в том числе и на Руси.18) В Ярославских курганах большинство комплексов с этими предметами определено как финские (семь) и по одному — как славянский и скандинавский.

В настоящее время, основываясь на обряде погребения и сопровождающих вещах, довольно трудно определить этническую [90] принадлежность каждого отдельного погребения. Но уже сейчас ясно, что курганные могильники, где находятся зооморфные писала, оставлены смешанным в этническом отношении населением. Соотношение этноса в разных курганных группах могло быть неодинаковым. В то же время география находок зооморфных стилей, как отмечал и Д. И. Блифельд, говорит о достаточно широком их распространении в разных странах и памятниках, не имевших выраженных связей со скандинавским миром. Особенно показательны (на территории Древней Руси) в этом отношении находки на роменско-боршевских городищах, а также в ранних городах Юго-Западной Руси: Волковыске, Галиче, Коршеве и т. д. Несомненно, что перечисленные пункты имеют мало общего со скандинавским миром в отличие от таких городов и курганных комплексов, как Старая Ладога, Новгород, Киев и Гнездово. Известны такие писала (рожки) в Хазарии — на городище Саркел и в Багаевском могильнике,19) в Болгарии.20) Более того, зооморфные острия очень близки к предметам загадочного назначения из кочевнических комплексов евразийских степей. Таким образом, в настоящее время нельзя достоверно проследить генетическую преемственность с какой-либо одной этнической общностью. В то же время их находки дают первые конкретные представления об ареале распространения письменности на Руси и той социальной среде, где она использовалась. На основании имеющихся данных мы вправе уже сейчас связывать появление письменности и ее использование в «деловых» целях в дохристианское время с населением древнейших городов, племенных центров и открытых поселений торгово-ремесленного типа, находившихся на важных перекрестках торговых путей.

Анализ находок древнейших орудий письма, к сожалению, не дает ответа на такой важный вопрос: какая письменная система применялась в это время, и лишь в самых общих чертах определяет этническую принадлежность ее первых носителей. Ответ на эти вопросы могут дать только прямые источники — письменные, в данном случае эпиграфические. Между тем памятники эпиграфики IX—X вв. крайне немногочисленны, по большей части фрагментарны и до конца не расшифрованы. Однако без их комплексного рассмотрения невозможно даже наметить решение важного вопроса о типе письменности, использовавшейся на Руси в дохристианское время. Поэтому необходимо вновь остановиться на этих, по большей части давно открытых, находках.

Известные до сего времени памятники эпиграфики IX—X вв. принадлежат к различным письменным системам. В первую очередь необходимо отметить находки нескольких рунических надписей, из них две датируются интересующим нас временем. Обе они найдены в Старой Ладоге.21) Одна из надписей, начерченная на обломке круглой деревянной палочки, на основании данных [91] рунологии и археологической стратиграфии датируется первой половиной. IX в. Надпись окончательно не расшифрована; по предположению специалистов, представляет написанное «рёкскими» рунами магическое заклинание на древке стрелы.22)

Вторая надпись найдена там же, в Старой Ладоге, на раскопе, расположенном близ древней Варяжской улицы, в слоях второй половины X в. Она начерчена на тонкой медной пластинке с ушком для привешивания. По заключению рунологов, большинство рун этой надписи не совсем обычны и чтение ее не бесспорно. Е. А. Мельникова предполагает, что надпись представляет магическое заклинание на амулете. При чтении получаются отдельные допустимые скандинавские слова и их сочетания, но полное смысловое толкование надписи пока невозможно. Все же, как отмечает Е. А. Мельникова, амулет с магическими рунами мог иметь значение только для скандинава.23) В последние годы, помимо этих двух надписей, стали известны отдельные знаки на восточных монетах, которые исследователи считают возможным истолковать как рунические.24) Большая часть монет депаспортизована, поэтому места их находок остаются неизвестными, но четыре монеты с руническими знаками (из двенадцати) происходят из клада, зарытого в конце IX в. на поселении близ Тимиревского могильника,25) где найдено и несколько зооморфных стилей.

Таким образом, есть малочисленные, но определенные сведения об использовании в IX—X вв. на территории Руси рунической письменности. Сложность чтения и интерпретации рунических надписей, тем более отдельных рун, оставляет много вопросов относительно их назначения, датировки и языка, на котором они написаны. Логичнее всего эти рунические надписи связывать со скандинавским населением, жившим в это время на территории Древней Руси, о чем свидетельствует и география их находок.

К IX—X вв. специалисты относят арабскую куфическую надпись, вырезанную на боковой поверхности литейной формочки. Формочка найдена на территории киевского Подола в слоях X в., в мастерской литейщика. Она вырезана из местного овручского шифера, а бляшки, которые в ней отливались, хотя и известны на территории всей Восточной Европы, предназначались в первую очередь для киевского рынка. Арабская куфическая надпись на формочке ставит ряд вопросов об этническом происхождении ее владельца. К сожалению, надпись коротка и читается исследователями по-разному. Большинство из них считают, что на формочке написано имя. По предположению Б. И. Маршака, надпись означает «турк», т. е. представитель племени торков.26) Как бы ни читали исследователи эту надпись, перед нами прямое свидетельство использования в Киеве X в. куфического письма, вероятно, тюркоязычным населением.

Таким образом, констатируя употребление рунического (на севере) и куфического письма (на юге) на территории Древней Руси IХ—X вв., мы, естественно, должны связывать его [92] употребление с неславянским населением древнерусских городов и торгово-ремесленных поселений. Однако в рамках данного доклада нас интересует письменность, использовавшаяся именно славянским населением. Поэтому в первую очередь мы должны вспомнить известную гнездовскую надпись. Она была найдена в 1951 г. в одном из курганов (№ 13) крупнейшего некрополя возле с. Гнездово. По погребальному инвентарю, среди которого найдено и несколько монет, надпись датируется началом X в. Позднее ее первооткрыватель — Д. А. Авдусин — пересмотрел датировку комплекса и счел возможным датировать его серединой X в.,27) но в любом случае надпись не выходит за пределы первой половины — середины X в. и до сих пор является древнейшей славянской надписью, найденной на территории Древней Руси. Несмотря на большой интерес ученых разных стран, который вызвала надпись, и относительно хорошую сохранность, нельзя сказать, что прочтение ее и интерпретация удовлетворительны. Существуют несколько вариантов прочтения: гороухѱа, гороушна, гороуч ѱа гороун'а, гороунѱа (горѫѱа). Различное прочтение предполагает и различное толкование надписи: как содержимое сосуда — горчичное семя или горчичное масло, нефть (горючее) — или как имя владельца корчаги. В настоящем докладе нет возможности подробно останавливаться на каждом варианте расшифровки. Можно сослаться на работу Й. Еленского, где он рассматривает все эти варианты прочтения и приходит к выводу, что мы еще очень далеки от окончательной расшифровки надписи, так как все предложенные чтения не удовлетворительны по причинам лингвистического или графического характера.28)

по материалам "Путем предков: славянская эзотерика"

продолжение следует...
Ответить с цитированием