[roninr]

Глава 13.
СТРАНА КАРЛИКОВ

Из всех легенд о мужах Ольстера, не связанных непосредственно с образом
Кухулина, одна из наиболее интересных - легенда о Фергусе Мак Леде и короле
карликов. В этой истории Фергус предстает королем Ольстера, но поскольку он
жил в одно время с Конхобаром и в "Тайн Бо Куальгне" сказано, что он
последовал за Конхобаром на войну, мы вправе считать его, как и Кухулина,
чем-то вроде младшего короля. Действие легенды происходит в Файлинне, или
Стране карликов, среди племени эльфов, представляющих собой забавную пародию
на обычные общественные отношения. Эти существа очень малы (подобно всем
карликам и литературах архаических народов), но наделены волшебной властью и
силой. Иубдан, король Файлинна, упившись на пирах волшебным вином, в полной
мере ощущал величие и непобедимость своих войск; в самом деле, разве среди
его воинов не было знаменитого силача Гловера [1], способного одним ударом
топора перерубить стебель чертополоха? Однако Эйсирт, придворный бард
короля, слышал кое-что о племени гигантов, обитающих в Ольстере; один их
воин способен уничтожить целый отряд или даже войско карликов. Бедный бард
имел неосторожность рассказать об этом надменному королю, и тот приказал
немедленно заключить его в темницу до тех пор, пока тот не поклянется
отправиться в страну грозных великанов и не привезет туда какие-нибудь
доказательства справедливости своей истории.

[1] Гловер (англ. Glower) - сердитый взгляд (Прим. перев.).

Эйсирт покорно отправился в страну великанов, и в один прекрасный день
король Фергус со своими лордами заметил у ворот своего дуна какое-то
крошечное существо, облаченное в пышные одежды королевского барда. Существо
потребовало впустить его, и Аэда, любимый карлик и бард короля, осторожно
посадил гостя на ладонь и внес его в зал. Там малыш совершенно очаровал всех
придворных своими мудрыми и остроумными суждениями, удостоился особой
милости сидеть рядом с первыми поэтами и благородными мужами Ольстера и был
отпущен обратно в Файлинн. Ему было позволено увезти с собой в гости и
карлика Аэду, увидев которого карлики сочли его "фоморским великаном", но
Эйсирт объяснил своим собратьям, что в Ольстере средний мужчина вполне может
носить его под мышкой, как ребенка. Итак, Иубдан убедился в существовании
великанов, но Эйсирт поведал ему под страхом гейса об особом правиле
рыцарского этикета, заключавшемся в том, что никто из ирландских вождей, под
страхом оказаться опозоренным, не имел права, подобно Эйсирту, самочинно
явиться во дворец Фергуса и отведать королевской каши. Увидев Аэду
собственными глазами, Иубдан порядком перепугался, но все же решил сам
поехать в страну великанов и даже попросил свою жену, Бебо, сопровождать
его.
- Ты, видно, совсем рехнулся, - отвечала та, - когда приказал запереть
Эйсирта в тюрьму, - но и то сказать: во всем свете не найдется никого, кто
смог бы убедить тебя выслушать здравые доводы.
Итак, они все же отправились, и волшебный скакун Иубдана мигом перенес
их через море, так что царственные карлики оказались в Ольстере и около
полуночи появились на пороге королевского дворца.
- Давай поскорее отведаем королевской каши, как собирались, -
предложила Бe6o, - и убежим подобру-поздорову, пока не настало утро.
Итак, они тихонько проникли во дворец и обнаружили горшок с кашей.
Иубдану удалось дотянуться до края горшка, только встав на спину своего
коня. Поднявшись на цыпочки, чтобы зачерпнуть каши, король карликов потерял
равновесие и упал в горшок. Там он накрепко прилип к густой каше, и наутро
повара Фергуса обнаружили его в горшке с кашей, возле которого заливалась
горючими слезами бедная Бебо. Повара тотчас вытащили Иубдана и отнесли его к
Фергусу, который был немало удивлен, увидев у себя во дворце нового
крохотного гостя, да еще в придачу и не одного, а с женой. Он милостиво
принял их, но наотрез отказался отпустить их, сколько они ни умоляли его.
Далее история развивается уже совершенно в духе сочного раблезианского
юмора, описывая всевозможные приключения, а затем приводится замечательное
стихотворение, написанное, по-видимому, в форме совета слуге Фергуса,
разводящему огонь в очаге. В нем сравниваются свойства разных деревьев.
Приведем несколько выдержек из него:
"Не жги в очаге прекрасную яблоню с опущенными ветвями, сплошь покрытую
белыми цветками, к нежным бутонам которых все мужчины протягивают руки. Не
руби на дрова благородную иву, это прелестное украшение лучших поэм: из
цветков ее пчелы пьют нектар, раскидистые ветви дают прохладную тень...
Лучше уж жги рябину со всеми ее кистями: это нежное, воздушное дерево,
любимец мудрых друидов. Но избегай тонкоствольных деревьев, не руби зеленый
орешник... Не бросай в очаг и ясеня с черными почками - дерево, из которого
вытачивают колеса, мчащие воинов в битву; древки копий у них сделаны тоже из
ясеня".Наконец, обитатели Страны карликов огромными толпами прибыли в
Ольстер, умоляя освободить Иубдана. Когда же король отказал им, они
напустили на землю Ирландии всевозможные бедствия и моры, похищали зерно из
колосьев, сделали так, что у коров пропало молоко и телята умирали от
голода, отравили родники и так далее. Но Фергус бы неумолим. Тогда карлики,
вспомнив о своем статусе земных богов, del terrem, обещали устроить так
чтобы равнины перед дворцом Фергуса ежегодно сами собой, без пахоты и сева,
покрывались толстым слоем зерна, но все было напрасно. Наконец Фергус
согласился отпустить Иубдана, но взамен потребовал в качестве выкупа самые
удивительные из его сокровищ. Иубдан поспешно принялся перечислять их:
котел, который никогда не пустеет, арфа, играющая сама собой, и, наконец,
упомянул о паре удивительных башмаков, надев которые можно идти по воде так
же свободно, как по суше. Фергус выбрал эти башмаки и отпустил Иубдана.
Однако для смертных очень опасно требовать от богов выкупа и тем более
лучших сокровищ; дело в том, что в магических дарах часто присутствует
скрытая месть. Так оказалось и на этот раз. Получив башмаки, Фергус надел их
и никак не мог остановиться, исходив вдоль и поперек все озера и реки
Ирландии. Однажды, на озере Лох Рури, ему встретилось ужасное водяное
чудовище - Муирдрис, или речной конь, обитавший в озере, и незадачливый
Фергус едва ноги унес от него. Лицо его от ужаса так и осталось
перекошенным, но, поскольку человек с телесным изъяном не мог править и
оставаться королем, королева и приближенные поспешили убрать из дворца все
зеркала, чтобы король не увидел себя со стороны и не испугался. И все же
как-то раз, когда он принялся распекать служанку за какую-то оплошность,
девушка обиженно воскликнула: "Уж лучше бы ты, Фергус, отомстил за себя тому
проклятому речному коню, который перекосил тебе лицо, чем проявлять свое
геройство с девушками!" Фергус тотчас потребовал подать ему зеркало и
заглянул в него. "Да, это правда, - проговорил он, - во всем виноват тот
самый речной конь из Лох Рури".
Окончание этой истории прекрасно описано в поэме сэра Сэмюэля
Фергюсона. Фергус сбросил заколдованные башмаки, схватил свой старый меч и
поспешил к озеру Лох Рури:

На целый день и ночь
Под волны он ушел и скрылся прочь,
И все увидели, как вновь и вновь
Бурлит вода и в ней алеет кровь.
На третий день король из волн восстал -
В руке он голову Муирдриса держал!
И спали чары! Все его черты
Вновь обрели покой державной кpacoты,
И каждый, кто узрел его таким.
Не в силах был не любоваться им.
И Фергус, на берег швырнув трофей,
Воскликнул: "Вот и я!" - и сел скорей.

Явно ироническая трактовка сказочного элемента в этой истории позволяет
отнести ее к позднему периоду формирования ирландских легенд, однако ее
трагическая и благородная развязка со всей определенностью говорите ее
принадлежности к памятникам литературы бардов Ольстера. Содержание истории
вполне вписывается в тот круг идей, который сложился едва ли не в ту же
эпоху, что и легенды о Кухулине.

Глава 14.
СТАРИННЫЕ ГЭЛЬСКИЕ
ИСТОРИИ О ЛЮБВИ

Однако следует отметить, что эпоха ирландских героев вовсе не была
сплошной кровавой оргией битв, как могло показаться читателю по прочтении
главы 12. В ту эпоху нашлось место не только для ирландских Ахилла и
Гектора, но и гэльских Елены и Андромахи. Герои тех славных времен находили
время не только для постоянных войн, но и для любви. Более того, легенды об
их любовных похождениях и приключениях часто несут на себе печать
романтической прелести, не встречающейся в других памятниках ранней
кельтской литературы. Женщины могли сами выбирать себе возлюбленных и
пользовались большим уважением у своих поклонников. В самом деле,
исследователи уже не раз отмечали тот факт, что именно мифологические
любовные истории кельтов породили основной круг идей рыцарских романов
средневековой Европы. В них, как ни в каких других литературных памятниках
той эпохи, мы находим совершенно рыцарское отношение к противнику (легенда о
поединке Кухулина с Фердией) или поразительное по своей деликатности
обращение к женщине (история о сватовстве к Эмер, сохранившаяся во фрагменте
Книги Бурой Коровы). А диалог между мужчиной и девушкой, когда Кухулин
прибыл на своей колеснице, чтобы нанести визит Эмер в дун Форгалл, благодаря
своей странности кажется сошедшим со страниц современных женских романов.
Эмер подняла свое прелестное личико, узнала Кухулина и сказала: "Да
благословит Бог пути твои!"
- А тебя, - отвечал тот, - да сохранит Он от всякою зла!
Эмер спросила героя, откуда он прибыл, и тот ответил. Затем Кухулин
задал ей такой же вопрос.
- Я - Тара среди женщин, - отвечала та, - самая белоснежная из всех
дев, которая может смотреть на всех, но никто не вправе глядеть на нее; я -
порыв, за которым никто не может угнаться; я - неисхоженная тропинка Я не
знаю равных в старинных добродетелях, в искусном обхождении, в соблюдении
приличий, в величавой гpaции, подобающей королеве, в гармоничности облика, и
во мне одной можно найти благородные черты самых знатных Эрина.
В более хвастливом тоне Кухулин рассказывает о своем собственном
рождении и деяниях. Он ведь был призван, двору Конхобара не как крестьянский
сын, но как один из героев и богатырей, шутов и друидов. Даже совсем
выбившись из сил, он может сражаться с двадцатью воинами; обычно же он один
выходит против сорока; а под его защитой чувствует себя в безопасности
добрая сотня.
Нетрудно представить, какая насмешливая улыбка заиграла на губах Эмер,
когда она слушала всю эту похвалу:
- По правде сказать, - заметила девушка, - все подвиги, достойные
безусого мальчишки, а не воина на боевой колеснице!
Вполне современным представляется и описание сцены, в которой девушка
напоминает своему поклоннику, что ее старшая сестра пока еще не замужем. Но
когда герой сам говорит ей об этом, девушка дает ему ответ, мягкий и
одновременно достойный. Ее можно покорить не словами, а только благородными
подвигами. Человек, за которого она согласится выйти замуж, должен добиться
того, чтобы его имя было на устах у всех и упоминалось всякий раз, как
только речь заходит о подвигах славных героев.
- Ради тебя я сделаю все, что ни прикажешь, - отвечал ей Кухулин.
- В таком случае я принимаю твое предложение и обещаю сдержать слово, -
поклялась Эмер.
Очень жаль, что после столь благородного ухаживания Кухулин не сохранил
верность невесте, руку которой он сумел завоевать. Но таков уж удел всех
славных героев, которых не только смертные женщины, но и богини нередко
соблазняют сойти с пути добродетели. Так, в истории под названием "Кухулин
на одре болезни" рассказывается о том, как Фанд, жена Мананнана Мак Лира,
покинутая богом моря, поручила своей сестре, Ли Бан, роль посланницы любви и
отправила ее к Кухулину. Поначалу тот отказывался заглянуть к богине и
приказал своему колесничему, Лаэгу, отправиться с Ли Бан в Маг Мелл, "Долину
Счастья", чтобы осмотреть ту страну. "Если бы мне принадлежала вся Ирландия,
- заявил он по возвращении своему господину, - и я был бы верховным
правителем над всеми ее племенами, я без малейшего сожаления бросил бы ее и
поселился в том дивном дворце, который мне довелось повидать".
Тогда Кухулин сам поспешил к богине и целый месяц провел в этом
кельтском парадизе с Фанд, самой прекрасной женщиной в сидхе. Перед
возвращением в страну смертных он условился с богиней, что вскоре встретится
с ней в своей собственной стране, под старым тисом на берегу Байле.
Однако Эмер каким-то образом услышала об этом и сама отправилась на
место свидания вместе с пятьюдесятью служанками, каждая из которых захватила
с собой нож, чтобы убить соперницу своей госпожи. Придя на берег, они
застали там Кухулина с Лаэгом и Фанд.
- Что заставило тебя, Кухулин, - начала Эмер, - опозорить меня перед
женщинами Эрина и всеми достойными людьми? Я вошла в твой дом, положившись
на твою верность, и вот теперь ты ищешь повода поссориться со мной.
Но Кухулин, этот прославленный герой, никак не мог понять, почему его
жена не желает делить его с другой женщиной. Та ведь не собирается отнять
его насовсем; к тому же она так прекрасна и происходит из рода богов. Далее
мы узнаем, с каким поистине королевским пафосом отвечает ему Эмер.
- Я не стану мешать этой женщине, раз ты пылаешь к ней страстью, -
проговорила она, - ибо я знаю, что новое и свежее порой кажется самым
прекрасным, а привычное и знакомое - надоевшим. Доступное перестает быть
желанным, и все, что мы имеем, - не бережем И все же, Кухулин, вспомни, что
и я была желанной для тебя. Как бы мне хотелось опять стать ею.
В сердце героя проснулась совесть.
- Клянусь, - с трудом произнес он, - что ты и сейчас желанна мне и
останешься такой до конца моих дней.
- В таком случае позволь мне уйти, - заметила Фанд.
- Нет, уж лучше уйду я. - возразила Эмер.
- Нет и нет, - возвысила голос Фанд, - уйти должна я и только я. Я
ухожу, но сердце мое разрывается от скорби. Я куда больше хотела бы остаться
с Кухулином, чем жить в солнечном дворце богов. О Эмер, он твой, и ты
поистине достойна его. Но того, чего не вправе коснуться мои руки, будет
вечно желать мое сердце. Поистине, самое горькое - это любовь без ответа
Лучше уж вообще отречься от любви, чем не встретить взаимности. Как же тебе
не стыдно, о прекраснокудрая Эмер, убивать несчастную Фанд...
И пока богиня и смертная женщина состязались друг с другом в готовности
к самоотречению, Мананнан Мак Лир узнал о печальных похождениях Фанд и
принялся горько сожалеть, что покинул ее. Затем он, невидимо для простых
смертных, явился богине. Он попросил у нее прощения, но она не могла забыть,
как еще недавно была счастлива с "всадником, скачущим по волнам" и вполне
могла бы вновь обрести счастье с ним. Тогда бог попросил ее выбрать одного
из двух, и, когда богиня направилась к герою, Мананнан взмахнул своим плащом
между нею и Кухулином. Одно из волшебных свойств его плаща заключалось в
том, что тем, между кем бог взмахнул им, было не суждено больше увидеться.
Фанд поневоле вернулась к своему cyпругу-богу в страну бессмертных, а друиды
Эмайн Махи напоили Кухулина и Эмер чудодейственным напитком забвения, так
что герой тотчас забыл свою любовь, а Эмер - обиду и ревность.
Одна из сцен этой легенды перекликается с другой, не менее
очаровательной любовной историей. Тот самый "старый тис на берегу Байлс"
вырос на могиле Байле Медоточивая Речь, напоминая облик Эйлинн. возлюбленной
Байле. Эти гэльские Ромео и Джульетта происходили из королевского рода Байле
был наследником короны Ольстера, а Эйлинн - дочерью сына короля Лейнстера.
Однако разлучила их не вражда между Монтекки и Капулетти, а чары злых духов.
Влюбленные условились встретиться в Дундилгане, и Байле, прибывшего на место
свидания первым, почтительно приветствовал некий странник.
- Ну, какие вести ты принес мне? - спросил Байле.
- Никаких, - ответил странник, - разве что Эйлинн из Лейнстера хотела
было отправиться на свидание со своим возлюбленным, но мужи лейнстерские
заставили ее вернуться, и тогда сердце ее разбилось от горя. - Услышав это,
сам Байле пал бездыханным на бреге - и его сердце разбилось, гонец же тем
временем улетел на крыльях ветра нa родину Эйлинн, которая еще не успела
отправиться в путь. - Откуда ты? - спросила его девушка.
- Из Ольстера, с беретов Дунлилтана, где я видел, как люди воздвигают
могильный камень над телом только что скончавшегося мужа, и на камне том я
прочитал имя Байле. Он прибыл на свидание со своей возлюбленной, но им не
суждено было встретиться вновь при жизни. От этой вести Эйлинн тоже пала
замертво и вскоре была похоронена; далее мы узнаем, что на ее могиле выросла
яблоня, а ее яблоки напоминают лик Байле. А на могиле Байле широко раскинул
ветви старый тис, в очертаниях которого угадывается облик Эйлинн. Вероятно,
эта легенда - часть общеарийского наследия - бытует в фольклоре народов,
населяющих обширные территории от Ирландии до Индии. Гэльская версия,
однако, содержит концовку, не встречающуюся в других вариантах легенды. Два
дерева, с которыми она связана, были срублены, и друиды сделали из них
волшебные палочки, на которых барды Ольстера и Лейнстера записали или,
точнее говоря, вырезали старинным алфавитом огам песни о любовной трагедии,
разыгравшейся встарь на землях этих двух провинций Эрина. И даже этим
безмолвным свидетелям любви Байле Эйлинн не суждено было разлучиться друг с
другом. Два века спустя Эйрт Одинокий, верховный король Ирландии повелел
перенести их в свой дворец в Таре, и, как только обе волшебные палочки
оказались рядом, они тотчас срослись друг с другом, так что не было ни силы,
ни возможности разделить их вновь [1]. Тогда король приказал хранить их
наравне с другими реликвиями в сокровищнице двор в Таре.

[1] Ср. мотив переплетающихся деревьев на могиле Тристана и Изольды
(прим. перев.).

Однако ни одна из подобных историй не приобрел столь же широкой
известности, как та, которую мы только что привели здесь. Она сохранилась в
гэльском фольклоре во множестве вариантов, наиболее ранний из которых дошел
до нас в составе Лейнстерской книги, тогда как самыми полными ее версиями
следует признать тексты, входящие в состав двух манускриптов, находящихся
ныне в Адвокатской библиотеке в Эдинбурге. Приводимая нами версия взята из
одного из них, так называемого манускрипта Гленн Масайна.
Несомненно, для многих всю совокупность старинных гэльских любовных
историй можно обозначить одним словом - Дейрдр. Это - легенда о гэльской
Елене Прекрасной, легенда, которую так любили варьировать на все лады поэты
современной кельтской школы, а сказители веками рассказывали ее у торфяных
костров Ирландии и Хайленда. И ученых, и крестьян можно в равной мере
считать хранителями этого предания, возраст которого не поддается точному
определению, поскольку оно было записано в Лейнстерской книге (ХII в.) и
считается одной из "самых ранних историй", которую каждый уважающий себя
бард мог цитировать по памяти. Наряду с "Судьбой сынов Туиреанна" и "Судьбой
детей Лира" она является одной из "Трех печальных преданий Эрина".
Столь популярная и любимая легенда, естественно, не могла не претерпеть
изменений на протяжении многих поколений, но ее основное содержание сводится
к следующему.
Король Ольстера Конхобар устроил пышный праздник в доме одного из
бардов, по имени Федлимид. Жена Федлимида только что родила дочь, и по тому
случаю друид Катбад произнес пророчество. Он предсказал, что новорожденное
дитя со временем станет самой прекрасной девушкой на свете, равных которой
еще не бывало, но красота ее станет причиной смерти многих героев и принесет
Ольстеру много горя и бед. Услышав это, воины Красной Ветви потребовали
немедленно предать ее смерти, но Конхобар отказался поступить так и вверил
ребенка попечению верной служанки, поселив их в тайном месте до тех пор,
пока малышка не достигнет возраста, когда ее придется отдавать замуж.
И служанка унесла Дейрдр (это имя дал девочке сам король) в уединенный
приют, о местонахождении которого не знал никто в Ирландии, за исключением
самого Конхобара. Здесь она оказалась под присмотром няни, воспитателя и
наставницы и не видела вокруг себя никого, если не считать лесных зверей и
птиц, порхающих с холма на холм.
Как-то раз воспитатель зарезал теленка, чтобы приготовить пишу для
девочки, и на алую кровь бедного детеныша, обагрившую снег, тотчас прилетел
черный ворон.
- Вот если бы на свете был юноша, - проговорила Дейрдр, - чьи волосы
были бы черны, как вороново крыло, а щеки алели, словно кровь этого теленка,
то за такого я согласилась бы выйти замуж.
- Такой юноша есть, - задумчиво отвечал воспитатель. - Это Наоиз, один
из сынов Усны, героя из того же королевского рода, что и сам король
Конхобар.
Любопытная Дейрдр тотчас стала умолять привести Наоиза, чтобы она могла
поговорить с ним. И как только дева увидела юношу, она, не теряя времени,
предложила ему свою любовь и попросила увезти ее из владений короля
Конхобара.
Очарованный красотой Дейрдр, Наоиз послушался ее. В сопровождении двух
своих братьев, Артана и Эйнле, и их приближенных он увез Дейрдр на Альбу,
где заключили союз с одним из тамошних королей и принялись странствовать по
его владениям, охотясь на оленей и сражаясь на стороне короля в
многочисленных битвах.
Оскорбленный Конхобар воспылал жаждой мести. Однажды, когда герои
Красной Ветви собрались в Ольстере на какой-то праздник, король спросил их,
доводилось ли им слышать о более славном и благородном воинстве, чем они
сами. Герои тотчас отвечали,что в мире нет другой такой армии.
- Увы, - заметил король, - наши ряды не совсем полны. Трое сынов Усны
способны защищать Ольстер против любой другой провинции Ирландии, и очень
жаль, что из-за какой-то женщины их сегодня нет среди нас. Как бы я был рад
повидать их!
- Мы сами, - отвечали богатыри Ольстера. - давно собирались вернуть их,
но не смели сделать этого без твоего приказа, король!
- В таком случае я пошлю за ними одного из моих лучших богатырей, -
проговорил Конхобар. - Я имею в виду Коналла Кирнаха, Кухулина, сына
Суадтама, и Фергуса Мак Рота. Хотел бы я посмотреть, кто из них троих больше
любит меня.
Первым он тайным знаком вызвал Коналла.
- Ну, Коналл, что бы ты сделал, - спросил его король, - если бы тебя
послали за сынами Усны и если бы они, несмотря на твою охрану, на обратном
пути были убиты?
- Поистине, во всем Ольстере не найдется человека, - отвечал Коналл, -
который дерзнул бы совершить и избежал смерти от моей руки.
- Итак, я вижу, что ты не считаешь меня самым дорогим человеком на всем
свете, - проговорил Конхобар.
Отпустив Коналла, он позвал Кухулина и задал ему тот самый вопрос.
- Даю слово чести, - отвечал Кухулин, - что если бы такое произошло с
твоего ведома, о Конхобар, то я не удовлетворился бы никаким воздаянием,
кроме твоей собственной головы!
- Все ясно, - отвечал король, - Значит, и тебя нельзя посылать за ними.
Наконец Конхобар обратился к Фергусу, и тот ответил, что если бы сыны
Усны находились под его покровительством и погибли, то он отомстил бы
любому, за исключением одного только короля.
- В таком случае тебя-то я и пошлю за ними, - решил Конхобар. -
Отправляйся сегодня же и не мешкай в пути, и, когда ты вернешься в Ирландию
в Дун Борраха, что бы с тобой ни случилось, тотчас отправь сынов Усны
вперед.
На следующее утро Фергус со своими сыновьями, Илланном Прекрасным и
Бунине Рыжим, отправился на собственной галере на Альбу и вскоре достиг Лох
Этайв, на берегу которого поселились сыновья Усны. Наоиз, Эйнле и Ардан
сидели за шахматами, как вдруг до их ушей донесся крик Фергуса. - Это кричит
кто-то из мужей Эрина, - заметил Наоиз.
- Да нет, - отозвалась Дейрдр, сразу почуявшая недоброе. - Не обращай
внимания: это всего лишь голос жителя Альбы. - Но сыны Усны думали иначе и
послали Ардана на берег, где он и увидел Фергуса и его сыновей,
приветствовал их, узнал, ради чего они прибыли на Альбу, и повел их к
братьям.
В тот же вечер Фергус уговорил сынов Усны возвратиться в Эмайн Маху.
Дейрдр же, которой интуиция подсказывала обратное, убеждала их остаться на
Альбе, но беглецы страшно соскучились по родным местам и не разделяли ее
опасений. И когда они вышли в море, Дейдр запела свою знаменитую песню
"Прощание с Альбой", страной, которую ей не суждено было больше увидеть.

Любимая восточная земля,
О Альба, ты - волшебная страна!
Я б никогда тебя не увидала,
Когда б не Наоиз, избранник мой!

Любимые Ду-Фолга и Дун-Финн
И крепости и замки вокруг них!
Как задушевен Инис-Драйгенде
И сказочно прекрасен Дун-Суибни!

О Кайл Куан,
В котором Эйнле навсегда исчез!
Как быстро время пронеслось на Альбе
Для нас с любимым Наоизом!

Гленн Лайд!
Как часто я спала там под утесом;
Барсучий жир, форель и оленина -
Вот моя доля там, в Гленн Лайд.

О Гленн Этайв!
Там высится мой первый дом.
Прекрасны там леса, и даже стадо
Восход встречает в Гленн Этайв...

Гленн Да-Руад!
Отдать готова сердце,
Тому из смертных, кто тобой владеет!
Как сладок ранний крик кукушки,
Звучащий над холмами Гленн-Руад.

Прекрасен Драйген
И белые пески в его волнах;
Я ни за что бы не ушла с Востока,
Когда б не дорогой избранник мой.

Наконец они переправились через море и прибыли дун Борраха, жители
которого приветствовали их возвращение в Ирландию. Однако король Конхобар
тайно послал Борраху приказ устроить пир в честь Фергуса по случаю
возвращения с Альбы. Здесь надо отметить, что в старинных ирландских
легендах на разных героев и персонажей часто налагались самые странные табу,
или гейсы. Одним из гейсов Фергуса было запрещение посещать пиры.
Получив приглашение на пир, Фергус, как гласит предание, "рассвирепел
от макушки до пят". Однако он не мог уклониться от пира и обратился к Наоизу
с вопросом как же ему поступить. И тогда Дейрдр бросила: "Значит, ты хочешь
спросить, не бросить ли тебе сынов Усны на произвол судьбы ради этого пира?
Что ж, если ты и впрямь покинешь их, это вполне хорошая цена за гейс".
Однако Фергусу удалось найти компромиссное решение. Хотя сам он не мог
отклонить приглашение, чтобы не оскорбить гостеприимного хозяина, Борраха,
он решил без промедления отослать сынов Усны в Эмайн Маху под охраной своих
собственных сыновей, Илланна Прекрасного и Бунине Рыжего. Так он и поступил,
несмотря на возражения самих сынов Усны и ужас, объявший Дейрдр. Ей были
посланы грозные видения. Так, она видела трех сынов Усны и Илланна, сына
самого Фергуса, обезглавленными. Кроме того, она видела, как их окутало
облако крови. Дейрдр умоляла их переждать в каком-нибудь безопасном месте,
пока Фергус не вернется с пира. Но Наоиз, Эйнле и Ардан только посмеялись
над ее страхами. Они благополучно прибыли в Эмайн Маху, и Конхобар приказал
предоставить в их полное распоряжение дворец Красной Ветви.
Вечером король призвал к себе Леваркам, старую наставницу Дейрдр.
- Ступай во дворец Красной Ветви, - проговорил Конхобар, - и принеси
мне весть о том, какой стала любимица Дейрдр; сохранила ли она свою прежнюю
красоту или, напротив, утратила ее?
Леваркам тотчас оправилась во дворец Красной Ветви, и поцеловав Дейрр и
трех сынов Усны, тайно сообщила им, что Конхобар задумал какое-то злодеяние
против них. Затем она вернулась к королю и печально объявила ему, что
житейские скорби, которые перенесла Дейрдр в горах Альбы, погубили ее
прежнюю красу и она более не заслуживает внимания Конхобара.
Услышав это, ревнивец Конхобар немного успокоился и даже засомневался,
стоит ли ему нападать на cынов Усны. Но затем, выпив целый кувшин вина, он
послал вперед гонца, чтобы проверить, правду ли сказала ему Леваркам о
красоте Дейрдр.
Гонец, на этот раз - мужчина, поспешил ко дворцу и заглянул в окно.
Дейрдр, заметив его, окликнула Наоиза; тот метнул в дерзкого одну из
шахматных фигур и выбил ему глаз. Однако тот сумел вернуться к Конхобару и
передал тому, что, хотя он, гонец, и лишился одного глаза, не жалеет об
этом, потому что удостоился видеть красоту Дейрдр.
Тогда взбешенный Конхобар приказал мужам Ольстера поджечь дворец
Красной Ветви и убить всех находящихся в нем, кроме Дейрдр. Те послушно
разожгли костры углам дворца, но Бунине Рыжий выскочил, затушил огни, и
мигом убил нескольких из нападавших. Тогда Конхобар обратился к нему,
пригласил его на переговоры и предложил ему "целую сотню" земель и свою
дружбу, если он бросит сынов Усны на произвол судьбы". Буинне поверил ему и
предал своих друзей, но земля, которую ему дал король, оказалась бесплодной,
не желая приносить зерна до тех пор, пока ею владеет такой коварный
предатель.
Но не таким оказался другой сын Фергуса. Он выскочил из дворца с
факелом в руке и сразил на месте нескольких мужей Ольстера, так что
уцелевшие опасались приближаться к дворцу. Конхобар не решился предлагать
герою выкуп и поспешил вручить своему сыну, Фергусу, свое волшебное оружие,
в том числе и знаменитый Стенающий, который обычно начинал стенать, когда
владельцу угрожала опасность, и послал его в бой против Илланна.
Поединок их оказался на редкость жестоким; Илланн оказался сильнее
Фиахи, так что тому ничего не оставалось, как закрыться щитом, который
взывал о помощи. Коналл Кирнах услышал вопли щита и издалека поспешил в
Эмайн Маху, думая, что его королю угрожает опасность. Прибежав на поле боя,
он без лишних размышлений ударил Илланна своим копьем, знаменитым
Сине-зеленым, и пробил того насквозь. Умирая, сын Фергуса успел объяснить
Коналлу обстоятельства их поединка, и тот, посетовав на свою ошибку, поразил
заодно и Фиаху.
После этого сыны Усны до самого утра обороняли дворец против воинов
Конхобара. Когда же настал день, им пришлось выбирать - спастись бегством
или обречь себя на верную смерть. Собравшись вокруг Дейрдр и прикрыв ее
щитами, сыны Усны внезапно распахнули двери и выбежали из дворца.
Они наверняка сумели бы пробиться сквозь кольцо окружения, если бы
Конхобар не приказал друиду Катбаду прочесть против них магические
заклинания и пообещать сохранить им жизнь. И Катбад создал вокруг сынов Усны
призрак бушующего моря. Наоиз поспешно подхватил Дейрдр и посадил ее себе на
плечо, но колдовские волны подымались все выше и выше, так что братьям
пришлось побросать оружие и пуститься вплавь.
И тогда воинам Конхобара предстало странное зрелище: они увидели людей,
отчаянно барахтавшихся на суше, воображая, что борются с волнами. И не
успели колдовские чары слететь с сынов Усны, как воины короля напали на них
сзади и взяли в плен.
Несмотря на свое обещание, данное друиду Катбаду, король приговорил их
к смерти. Однако никто из мужей Ольстера не пожелал взять на себя роль
палача. В конце концов вперед вышел один чужеземец, родом из Норвегии, отец
которого пал от руки Наоиза, и предложил обезглавить пленников. Каждый из
них умолял казнить первым именно его, чтобы не быть очевидцем гибели любимых
братьев. Но затем Наоиз окончил это состязание в благородстве, протянув
добровольному палачу меч, прозванный Карателем, который он сам некогда
получил от Мананнана Мак Лира. Братья встали плечом к плечу, и знаменитый
меч бога одним ударом снес головы всем троим...
Что касается Дейрдр, то различные предания описывают ее смерть
по-разному, однако все они сходятся на том, что она пережила сынов Усны
всего на несколько часов. Но перед кончиной она успела написать скорбную
элегию в их память. Этой элегии присущи удивительный трагический пафос и
очарование, весьма редко встречающиеся в стихах из Лейнстерской книги:

Как долог день без вас, о дети Усны!
Как я хочу уйти за вами вслед!
О дети короля, по вам рыдают плакальщицы,
Три льва, сошедшие с Холма Пещеры!..

Три светоча британских жен,
Три сокола из Слив Гвильон;
О дети короля, питомцы славы,
Как вас любили старые бойцы!

Печаль мою по Наоизу
Ничто унять не сможет.
А после Эйнле и Ардана,
На этом свете я не задержусь.

О первый мой супруг, владыка Ольстера,
Я так горда любовью Наоиза.
Недолго я его переживу:
Вот только справлю погребенье с тризной.

Без них троих мне более не жить -
Без трех богатырей, спешивших в битву
Богатырей, одолевавших беды,
Трех витязей, не избегавших боя...

О ты, могильщик, роющий могилу
Для милого супруга моего:
Ты выкопай ее пошире, чтобы
И я могла улечься рядом с ним.

Однако эта победа не принесла Конхобару радости. Дейрдр, прекрасная
Дейрдр, навеки скрылась от него, уйдя в могилу. Да и его соблазненные
сторонники так и не простили королю этого злодейства. Фергус, вернувшись с
пира Борраха и узнан, что произошло в Эмайн Махе, убил сына Конхобара и
многих его воинов и бежал к одним их самых заклятых врагов Ольстера, Эйлиллу
и Медб, правителям Коннахта. А друид Катбад наложил грозное проклятие на
короля и его королевество, моля богов, чтобы в Эмайн Махе никогда больше не
правил никто из потомков Конхобара.
Так и случилось. Столицу Ольстера удалось ненадолго спасти лишь
благодаря отваге и стойкости Кухулина. А когда погиб и он, она очень скоро
стала такой, какой мы видим ее и сегодня. Сегодня на ее месте высится
курган, заросший травой.

Глава 15.
ФИНН [1] И ФИАНЫ

Вслед за эпохой правителей Эмайн Махи, согласно анналам древней
Ирландии, наступило время череды шествующих монархов, которые, будучи столь
же мифическими, как и король Конхобар и его двор, тем не менее со временем
приобретали более земной, человеческий облик. Этот период продолжался около
двух веков, достигнув своей кульминации в годы правления династии, с которой
связано куда больше легенд, чем со всеми ее непосредственными
предшественниками. Итак, эта последняя династия, по утверждению старинных
хронистов, началась в 177 г. н. э., когда на трон вступил знаменитый Конн
Сотня Воинов", и вплоть до правления его знаменитого внука, Кормака
Величественного, и она непосредственно связана с третьим циклом гэльских
преданий - циклом, повествующим о подвигах Финна и его фианов. Все эти
короли имели те или иные контакты с национальными богами кельтов. Легенда,
сохранившаяся в старинном ирландском манускрипте XV века и именуемая
"Пророчество героя", рассказывает о том, как Конну однажды явился сам бог
Луг, облек его магическим туманом, увлек за собой в некий заколдованный
дворец и там поведал ему пророчество о будущем его потомков, о
продолжительности их правления и причинах смерти или гибели каждого из них.
Другое предание повествует о том, как сын Конна, Конла [2], был соблазнен
некой богиней и, подобно знаменитому Артуру мифов соседей-бриттов, перенесся
в волшебной стеклянной ладье в Земной Рай, находящийся за морем. Еще одна
легенда связывает женитьбу самого Конна с именем Бекумы Прекрасная Кожа,
жены того самого Лабрайда Скорого на Меч, который, как сказано в другом
предании, был женат на Ли Бан, сестре Фанд, возлюбленной самого Кухулина.
Бекума появляется в интриге с Гайаром, сыном Мананнана, и, будучи изгнана из
"земли обетованной", переплыла через море, разделяющее бессмертных и
смертных, чтобы предложить Конну руку и сердце. Король Ирландии, разумеется,
взял ее в жены, но брак их обернулся несчастьем. Дело в том, что богиня
воспылала ненавистью к Эйртy, сыну Конна от первой жены, и потребовала
отправить его в изгнание, но затем было решено, что они сыграют партию в
шахматы, чтобы решить, кто из них должен уйти, и Эйрт выиграл. Затем этот
Эйрт, прозванный Одиноким, ибо он лишился своего родного брата, Конлы, стал
после смерти Конна королем, но в легендах он больше известен как отец
Кормака.

[1] В других вариантах - Фионн (прим. перев.).
[2] В другой огласовке - Коннлай (прим. перев.).

Немало старинных ирландских легенд посвящено воспеванию славных
подвигов и деяний Кормака, которого принято изображать великим
законодателем, этаким кельтским Соломоном. Некоторые предания даже
утверждают, что он первым на Британских островах принял более возвышенное
духовное учение, чем традиционный кельтский языческий политеизм, и якобы
даже пытался запретить друидизм. За это друид по имени Маэлкен наслал на
него злого духа, который заставил кость лосося встать королю поперек горла,
и тот как сидел за столом, так и принял за ним смерть. Но в целом ряде
других преданий король, напротив, провозглашается любимцем тех же самых
языческих божеств. Сам Мананнан Мак Лир настолько дорожил его дружбой, что
перенес его в страну чудес и даровал ему волшебную ветвь. На этой ветви
росли золотые и серебряные яблоки, и стоило только ее потрясти, как
раздавалась столь сладостная и нежная мелодия, что раненый забывал о боли, а
страждущий - о скорби и печали и тотчас погружался в глубокий умиротворяющий
сон. Кормак всю жизнь берег это сокровище как зеницу ока, но после его
смерти дивная реликвия вернулась к богам.
Король Кормак был современником Финна Мак Kумалла, которого он назначил
предводителем так называемых Фианна Эйринн, более известных как фианы.
Вокруг Финна и его фианов со временем сложился обширным круг легенд, который
пользовался одинаковой популярностью среди гэльских кланов Ирландии и
Шотландии. Легенды и поэмы об их подвигах мы читаем в древнейших ирландских
манускриптах, в Ирландии и Вест Хайлендс имена этих героев и предания о них
веками сохранялись в народной памяти. В XVIII веке замечательный шотландский
поэт Джеймс Макферсон активно использовал эту живую фольклорно-эпическую
традицию, сохранившуюся в народных балладах, для создания образа древнего
барда Оссиана.
Сегодня уже невозможно установить, в какой мере Финна и его
приближенных воинов можно считать историческими персонажами. Между тем сами
ирландцы издавна полагали, что легендарные фианы были чем-то вроде отрядов
народной полиции, а сам Финн - их предводителем. Этой точки зрения
придерживаются авторы наиболее ранних исторических сочинений. Так думал, в
частности, хронист Тьерна из Клонмакноиса (ум. в 1088 г.), а "Анналы Четырех
Владык", представляющие собой позднюю (возникшую между 1632-м и 1636 гг.)
компиляцию материалов старинных хроник и вообще игнорирующие короля
Конхобара и его богатырей как персонажей, которым нен места в серьезных
документах, считают Финна вполне реальным героем, скончавшимся около 283
года. Один из исследователей, Юджин О'Карри, ясно и недвусмысленно говорит о
том, что Финн, коего принято считать "вымышленным либо совершенно мифическим
персонажем", на самом деле был "вне всякого сомнения, реальным историческим
лицом; по всей вероятности, он жил около того времени, которое указано в
анналах; точно так же, как Юлий Цезарь жил именно в то время, на которое
указывают авторитетные римские историки".
Однако этой точке зрения явно противоречат взгляды позднейших
исследователей кельтов. На первый взгляд родословная Финна, сохранившаяся в
составе знаменитой Лейнстерской книги, может показаться веским аргументом в
пользу гипотезы о реальности его существования, но после более внимательного
исследования оказывается, что имена как самого Финна, так и его отца
восходят к куда более древним прототипам. Финн, или Фионн, что означает
"прекрасный", - это имя одного из мифических предков гэлов, а имя его отца,
Кумалл, что означает "небо", практически тождественно с именем Камулуса,
галльского бога неба, в свою очередь, отождествляемого с древнеримским
Марсом. Весьма маловероятно, что его потомки могли иметь земную,
человеческую природу. Скорее их можно сопоставить с Кухулином и другими
богатырями Эмайн Махи. В самом деле, их подвиги носят ничуть не менее
сказочный характер. Как и богатыри Ольстера, они находятся, так сказать, в
неформальном общении с древними божествами. "Фианы Эрина, - говорится в
трактате под названием "Агаламх-на-Сеньорах", то есть "Диалоги старейшин",
сохранившемся в составе рукописей XIII - XIV веков, - чаще и свободнее
общались не с простыми смертными жителями, а с богами клана Туатха Де
Данаан". Оэгунс, Мидхир, Лир, Мананнан и Бодб Дирг со всеми своими
бесчисленными сыновьями и дочерьми занимают в так называемых "Оссиановых"
песнях столь же заметное место, как и сами фианы. Они сражаются на их
стороне или, наоборот, против них; они берут их в жены выходят за них замуж.
Другой исследователь, Джон Рис, также полагает, что фианы принимали
самое активное участие в знаменитой воине между богами Туатха Де Данаан и
фоморами. Наиболее часто в роли антагониста Финна и его фианов выступают
племена (кланы) захватчиков, прибывшие из-за моря и именуемые в преданиях
под общим названием лохланнах. Эти "мужи Лохланна" обычно отождествляются с
племенами, которые в легендах фиановского цикла принято называть отрядами
норвежцев, опустошавших и грабивших в IX веке побережье Ирландии. Однако в
наиболее раннем ядре преданий о фианах набеги скандинавов явно являются
позднейшими вставками, и смертные враги в них просто-напросто заняли место
бессмертных богов, страна, или Лохланн, которых находилась не за морем, а
под его волнами.
Наиболее ранние ирландские хронисты с готовностью сообщают даты и
факты, связывающие само возникновение института фианов как таковых с
деятельностью и личностью Финна. Так, сообщается, что впервые отряды фианов
были организованы королем Фиахадом в 300 году до н. э., а ликвидированы или,
точнее говоря, истреблены Кэйрбром, сыном Кормака Мак Эйрта, в 284 году н.э.
Далее мы узнаем, что эти формирования состояли из трех подразделений,
образцом для которых послужили римские легионы. В каждом из этих
подразделений в мирное время насчитывалось до трех тысяч воинов, но во время
военных действий они получали значительное подкрепление. Главной задачей
этих формирований была охрана побережья Ирландии и вообще всей страны; их
немедленно перебрасывали в графство, подвергшееся вооруженной агрессии
интервентов. В течение шести месяцев в зимнее время воины этих отрядов
ставились на постой к местным жителям, а в летнее время должны были сами
добывать себе пропитание, что они и делали, занимаясь охотой или рыбалкой.
Жили они в лесах и на глухих болотах, закаляя организм столь суровыми
бытовыми условиями. Места их огромных лагерных кострищ на долгие века
сохранили название "очаги фианов".
Однако стать членом этих знаменитых отрядов было нелегко. Кандидат
должен был быть не только искусным воином, но и поэтом и вообще образованным
человеком. Он практически навсегда отрекался от своего клана или, по крайней
мере, приносил клятву, что не будет мстить за своего убитого родича, а тот
не должен мстить за него. Он добровольно налагал на себя многочисленные
запреты, или гейсы, например, никогда не отказывать в покровительстве всем,
кто бы ни попросил его об этом, не поворачиваться в бою спиной к врагу, не
оскорблять женщину и не требовать приданого за женой. Кроме того, он должен
был успешно выдержать достаточно трудные физические испытания. В самом деле,
образы фианов, дошедшие до нас и приукрашенные и без того щедрой фантазией
кельтских бардов, наделяются совершенно сказочными и сверхчеловеческими
чертами. Так, в "Фианна Эйринн" мы узнаем, что претендент на вступление в
ряды фианов должен был стать на колени в яме, вырытой для него, и иметь при
себе только шит и палку из орешника, а девять воинов, вооруженных длинными
копьями, становились на расстоянии девяти грядок земли от него и обращали
оружие против него. И если претенденту не удавалось отразить их натиск, его
со стыдом изгоняли прочь. Если же он выдерживал это первое испытание, ему
приказывали встать на расстоянии высоты дерева, а затем воруженные воины
начинали преследовать его по всему лесу. И если хотя бы одному из них
удавалось ранить претендента, доступ в ряды фианов был для него закрыт. Но
даже если ему удалось остаться целым и невредимым, но во время бега
распускалась хотя бы одна прядь его волос, а сам он переломил хоть одну
ветку или оружие просто дрожало и звенело в его руках, его также изгоняли.
После всех этих испытаний кандидат должен был перепрыгнуть через ветку,
находившуюся на уровне его лба, и на всем бегу проскочить под другой веткой,
находившейся на уровне его колена, и ни разу не задеть ее; на бегу вытащить
терновый шип из пятки, не замедлив бега. Ясно, что ряды фианов пополнялись
исключительно выносливыми и сильными атлетами.
А теперь самое время перейти к более подробному описанию всех этих
богатырей. Они тоже составляют славное сообщество, ни в чем не уступающее
знаменитым мужам Ольстера. Первый из фианов - это, конечно же, Финн, пусть и
не самый большой силач среди них, но зато самый верный, мудрый и добрый,
благородный в общении с женщинами, справедливый в отношении мужчин и
доверяющий всем без исключения. Если он может помочь, то никогда и ни за что
не покинет людей в беде или нищете. "Если бы все сухие листья в лесу
превратились в золото, а белая пена морей и рек - в серебро, Финн без
сожаления роздал бы все это золото и серебро нуждающимся".
У Финна было двое сыновей: Фергус и более известный из них, Ойсин.
Фергус Сладостные Речи был бардом фианов, а также, во многом благодаря дару
вкрадчивой и медоточивой речи, их дипломатом и посланником на всех
переговорах. Однако по иронии судьбы не ему, а его брату Ойсину (то есть
Оссиану), вообще не упоминаемому и ранних легендах в качестве поэта,
шотландский поэт Джеймс Макферсон приписал авторство песен, получивших
широкую известность под названием "Оссиановых баллад". Матерью Ойсина была
Садб, дочь Бодб Дирга. Ревнивая богиня-соперница превратила ее в лань, что
объясняет происхождение имени самого Ойсина, которое означает "молодой
олень". Благодаря столь необычайному происхождению он бегал так быстро, что
легко мог догнать красного оленя и схватить его за ухо, хотя его бег и не
отличался такой мягкостью, как у его кузена Каоилте Тонкого Мужа. Однако он
не мог сравниться силой со своим собственным сыном Оскаром, самым известным
силачом среди всех фианов, который в юности был настолько болезненным, что
воины даже отказывались брать его с собой в походы. Однако им пришлось
переменить свое мнение о нем после того, как он однажды тайно последовал за
ними и в стычке с врагом, когда герои-фианы совсем было бросились наутек,
бросился к ним на помощь и в одиночку остановил целый отряд врагов,
вооружившись огромным бревном, как нельзя более кстати подвернувшимся ему
под руку на поле боя. После этого подвига Оскар был провозглашен самым
великим воином среди фианов. В первом своем бою он убил сразу трех королей,
а затем в пылу сражения по ошибке сразил и своего друга, Линне. После этой
победы он получил под свою команду целый отряд, и его знаменосец, по имени
Грозная Метла, всегда становился в самом центре войска, ибо о нем было
известно, что он никогда не отступал ни на шаг назад. Другими видными
фигурами среди фианов были Голл Мак Морна, поначалу ярый враг Фианов, но
впоследствии их верный боец, муж, искусный в военном деле, так и в учении. И
хотя он был одноглазым, в книге далее говорится, что он пользовался большим
успехом у женщин, правда, не таким оглушительным, как кузен Финна, Диармайд
уа Дуибхне, роковая красота которого не оставила равнодушным даже сердце
Грайне, обрученной невесты Фиана. Роль комического персонажа среди фианов
выполнял Конан, которого представляют старым, сутулым, вспыльчивым и
раздражительным мужем, хвастливым, как шекспировский Пистоль, и
самонадеянным, как Тирсит, и тем не менее, после того как его однажды
уличили в плутовстве, человеком честным и мастером на все руки. Таковы
основные персонажи фиановского цикла, исполнители главных ролей в этих
преданиях.
Эпический цикл о фианах начинается еще до рождения главного героя, с
битвы между двумя соперничающими кланами, каждый из которых объявил себя, и
только себя, единственными настоящими фианами Эрина. Этими кланами были
Кланн Морна, во главе которого стоял Голл Мак Морна, и Кланн Баоизгне,
возглавляемый Кумаллом, отцом Финна. Битва между ними разгорелась в Кнухе
(современный Каслнок в окрестностях Дублина), и Голл убил Кумалла, после
чего воины Кланн Баоизгне были разбиты. Однако жена Кумалла родила после его
смерти сына, которого тайно отослала в горы Слив Блум, опасаясь, что враги
его отца могут найти мальчика и предать его смерти. Мальчик, которому
поначалу дали имя Демна, вырос и стал превосходным стрелком, неутомимым
пловцом, стремительным бегуном и удачливым охотником. Позднее он, подобно
Кухулину, получил второе, более известное имя. Все видевшие его спрашивали,
кто этот "прекрасный" юноша. И тогда он сделал этот постоянный возглас своим
вторым именем и стал именовать себя Демна Финн.
Однажды, бродя по брегам Бойна, он встретил прорицателя по имени
Финегас, жившего возле глубокого пруда в окрестностях Слэйн, так называемого
Фекс Пул. Старик надеялся поймать одного из "лососей познания" и, съев его,
обрести всепроницающую мудрость. Он оставался у пруда вот уже целых семь
лет, и все напрасно; однако он знал, что существует пророчество, согласно
которому лосося суждено было поймать юноше по имени Финн. И когда к нему
приблизился один из сынов Кумаллы, фиан-прорицатель принял его за слугу.
Вскоре он наконец поймал долгожданного лосося и вручил его старику, который
распорядился сварить рыбу, но ни в коем случае не есть ни кусочка от нее.
- Ну что, наверное, отъел порядочный кусок, а? - спросил он мальчика,
когда тот подал ему вареную рыбу.
- Да нет же, даже не попробовал, - отвечал тот, - Но когда я варил ее,
мне на руку брызнула капля отвара и обожгла кожу: на ее месте вздулся
волдырь, и я пальцем сковырнул его, а затем сунул палец в рот, чтобы
заглушить боль.
Старик в недоумении уставился на него:
- Ты говоришь, что тебя зовут Демна, верно? Но нет ли у тебя другого
имени?- Да, есть. Меня еще иногда называют Финном.
- Достаточно, - с досадой прервал его прорицатель. - Ешь этого лосося
сам, ибо ты, как я вижу, один из тех, о ком говорится в пророчестве. Финн
послушно съел лосося познания, и с тех пор ему достаточно было лишь слегка
прикусить зубом свой палец, совсем как он сделал это, когда обжегся, чтобы
получить какое-нибудь предсказание или магический совет от духов [1].

[1] Этот и другие подобные "отроческие подвиги" Финна Мак Кумалла
описаны в небольшом сочинении, написанном на фрагменте Кэйшелской Псалтыри
(IX в.).

Обладая этим бесценным даром, Финн стал настоящей находкой для Кланн
Морна. Весьма любопытны легенды, повествующие о том, как он предстал перед
старыми воинами своего отца, с помощью волшебных чар победил всех врагов и
превратил их в своих верных слуг. Даже Голл Крепкий Удар вынужден был
подчиниться ему. Постепенно он примирил два враждовавших клана, объединив их
в рамках ополчения фианов, предводителем которого он был назначен, брал дань
с королей разных земель Ирландии сражался с фоморами из Лохланна, сокрушал
всевозможных великанов, змей и чудовищ, обитавших на острове, и наконец
распространил свою мифическую власть на всю Европу.
Cреди поистине бесчисленных историй о подвигах Финна очень трудно
выбрать наиболее яркую. Все они проникнуты духом героизма, романтики, дикой
простоты и буйной фантазии. Во многих из них важную роль играют древние боги
клана Туатха Де Данаан. Одна из таких историй связана с ранним
мифологическим эпизодом, уже упоминавшимся в главе 11, "Боги в изгнании".
Читатель, наверное, помнит, что, когда Дагда утратил власть повелителя
бессмертных, на его место появилось сразу пять претендентов. Из этих пяти
соискателей - в числе которых были Оэнгус, Мидхир, Лир, Илбрих, сын
Мананнана, и Бодб Дирг - королем стал последний; Лир, не пожелавший признать
его, впоследствии помирился с новым королем, а вот Мидхир, поднявший такой
же мятеж, удалился в "пустынную страну в окрестностях горы Лейнстер", что в
графстве Карлоу, и каждый год между его воинством и армией остальных богов
происходили ожесточенные битвы, ибо богам очень хотелось смирить и наказать
мятежников. Эти войны продолжались и во времена Финна, и Мидхир оказался не
настолько горд, чтобы пренебречь его помощью. Однажды Финн вместе с Ойсином,
Каоилте и Диармайдом охотился в Донегале, и их собаки вспугнули прекрасного
молодого оленя, который, подпуская преследователей совсем близко и все-таки
всякий раз ускользая от них, привел их к самой горе Лейнстер. Здесь он
внезапно исчез, как скозь землю провалившись на склоне холма. Тем временем
повалил густой снег, "под тяжестью которого ветви дубов сгибались словно
ивовые лозы", и фианам пришлось искать крова. Они внимательно оглядели то
самое место, на котором пропал олень. Оно вело в величественный сидх,
расположенный в глубине холма. Войдя в сидх, герои встретили прелестную
деву-богиню, которая приветливо поздоровалась с ними и поведала им, что
перед ними - дочь самого Мидхира и что она нарочно приняла облик оленя,
чтобы заманить их сюда в надежде, что они помогут ей оборонять сидх от
полчища врагов, которые вот-вот готовы напасть на нее. Финн поспешно
спросил, кто ей угрожает, и богиня отвечала, что это грозный Бодб Дирг со
своими семью сыновьями, Оэнгус Сын Молодости с семеркой своих сынов, Лир из
Сидх Фионнехаидх с двенадцатью сыновьями и Фионнбар из Сидх Мидха с
семнадцатью сыновьями, а также множество других, не столь известных божеств,
собравшихся из сидхов не только со всей Ирландии, но и Шотландии и
прибрежных островов. Тогда Финн пообещал помочь ей, и буквально на закате
того же дня перед сидхом богини появились полчища врагов и приступили к его
осаде. Сражение продолжалось всю ночь и окончилось для богов потерей "десяти
мужей, десяти раз по двадцать и десяти сотен". Сам Финн, Оскар и Диармайд, а
также большинство воинов Мидхира были жестоко изранены, но целитель Лабра
мигом излечил все их раны.
На самом деле фианы далеко не всегда искали столь благородного и
необычайного повода, чтобы начать военные действия против обитателей холмов.
Одна из так называемых "Оссиановых баллад" носит название "Охота на
заколдованных свиней Оэнгуса из Бруга". Оэнгус - это, разумеется, "Сын
Молодости", а Бруг - его знаменитый сидх на берегу реки Бойн, из которого он
некогда изгнал своего собственного отца, Дагду. Следуя неписаному этикету
общения богов с героями, он пригласил Финна и добрую тысячу его сподвижников
на праздничный пир в Бруг. Те явились на пир в своих самых нарядных одеждах,
и "кубки и чаши переходили из рук в руки, а разносчики не поспевали за
гостями". В конце концов беседа коснулась сравнения всевозможных
удовольствий и наслаждений, в частности - застольных. Оэнгус решительно
заявил, что "жизнь богов, этот сплошной вечный пир", куда прекрасней, чем
охотничьи радости фианов, но Финн столь же твердо возразил ему. Затем Финн
позвал своих собак, и Оэнгус заявил, что лучшие из них не станут убивать его
свиней. На это Финн раздраженно возразил, что его большие псы, Бран и
Сгеолан, растерзают любую свинью, которая только попадется им на дороге. И
тогда Оэнгус объявил, что он может показать Финну такую свинью, которую его
собаки и охотники ни за что не сумеют поймать или убить. Тут между богами и
героями, как и положено в легендах, вспыхнула жаркая ссора, но распорядитель
пира решительно вмешался в нее и заявил, что всем пора ложиться спать. На
следующее утро Финн покинул Брг, ибо ему вовсе не хотелось с горсткой своих
воинов сражаться против всего волшебного воинства Оэнгуса. Прошел целый год,
прежде чем он вновь услышал о них; наконец от Оэнгуса прибыл вестник,
напомнивший ему о его обещании поохотиться со своими людьми и собаками на
Оэнгусовых свиней. Итак, фианы расположились на вершинах холмов, и каждый
держал на привязи своего любимого пса. Внезапно им предстало невиданное
зрелище: на восточной стороне долины они насчитали целых сто одну свинью, да
притом таких, каких никому из фианов еще никогда не приходилось видеть.
Каждая из этих свиней была ростом с доброго оленя и притом черной, как уголь
в кузнице; щетина у них на загривке была густой, как лесная чаша и толстой,
словно корабельные мачты. Однако доблесть фианов была такова, что они все же
убили всех свиней до единой, но каждое из этих чудищ унесло с собой жизни
десяти воинов и множества собак. Тогда Оэнгус заявил, что фианы предали
смерти его сына и многих богов клана Тултха Де Данаан, которые просто
приняли на время облик свиней. Тут стороны принялись осыпать друг друга
упреками и обвинениями, и под конец фианы, выведенные из себя, собрались
было начать штурм Бруг-на-Бойн. Только после этого Оэнгус пошел на попятный,
и Финн, по совету Ойсина, заключил мир с коварным богом и его волшебным
племенем.
Однажды Финн со своими воинами, отдыхай после сытного обеда, увидел,
что к нему приближается странное существо ростом с башню. Существо это
оказалось девушкой-великаншей, которая представилась героям и поведала, что
она - Бебионн, дочь Треона, из Тир-на-Мбан, Страны Дев. Золотые кольца,
поблескивавшие на ее перстах, были толщиной с бычье ярмо, а сама она была
поистине прекрасна. Когда дева сняла свой золотой шлем, сплошь усыпанный
драгоценными каменьями, ее золотистые волосы рассыпались по плечам, словно
волны, и финн, залюбовавшись ею, воскликнул: "Велики боги, которым мы
поклоняемся, велики чудеса Кормака и Этне, но женщины фианов отдали бы все,
чтобы только увидеть Бебионн, прекрасную дочь Треона!" Дева рассказала
фиаиам, что ее против воли выдали за немилого поклонника по имени Аэда, сына
короля соседних земель, и что, когда она услышала от одного рыбака,
приставшего в бурю к ее берегу, о славе и благородстве Финна, она поспешила
к нему, чтобы попросить у него покровительства. Пока она говорила с фианами,
те внезапно заметили, что к ним приближается еще одно громадное существо.
Это был юноша-великан, стройный и удивительно красивый; в руках он держал
багрово-красный щит и огромное копье. Не говоря ни слова, он подошел совсем
вплотную к изумленным фианам и, прежде чем те успели помешать ему, ударил
деву своим копьем, пробив ее тело насквозь, и поспешно удалился. Финн, вне
себя от ярости из-за гибели человека, попросившего у него защиты, приказал
своим воинам найти и пре дать смерти убийцу. Фианы, бросившиеся вдогонку за
великаном, заметили его на морском берегу и поспешили за ним к кромке
прибоя, но он направился прямо в море, где его ожидала громадная галера. На
ней он и уплыл в неведомые края. Вернувшись с пустыми руками к Финну, они
увидели, что дева умирает. Перед смертью она раздарила им все свое золото и
драгоценные камни, и фианы погребли ее под огромным курганом, а на его
вершине воздвигли надгробный памятник, написав на нем ее имя старинным
письмом огам. С тех пор это место носит название Гряда Мертвой Женщины. "В
этой истории, помимо всевозможных чудес, важную роль играет красота. Это
весьма характерная особенности; кельтской литературы того периода, и хотя
иной раз может возникнуть впечатление, что герои этих историй неизвестно
откуда появляются и неведомо куда уходят, на самом деле они уходят в царство
снов, где нет никаких бедствий, в Сказочную страну, где самые грозные битвы
не имеют никакого отношения к реальным земным нуждам, где любые существа и
предметы способны исчезать в магических лучах, принимая, подобно утреннему
туману, любой облик, и тем не менее их волшебное очарование помогло им
многие века жить в народной памяти, когда сказители, сидя у очага, из
поколения в поколение передавали их из уст в уста.
Таковы наиболее колоритные образцы легенд, составляющие цикл саг о
подвигах фианов. Самая характерная их деталь - охота, ибо фианы, разумеется,
были искусными охотниками, но существа, которых они преследовали, отнюдь не
всегда были созданиями из плоти и крови. Колдуны и волхвы, желавшие фианам
зла, всегда могли принять облик оленя или дикого вепря, чтобы удобнее
погубить их; и многие истории о деяниях фианов начинаются с рассказа о
вполне невинной охоте, а заканчиваются описанием кровавой битвы. Но фианы,
как об этом с гордостью заявляет Ойсин, "благодаря своей верности, силе и
крепким рукам всегда выходили победителями из таких перипетий".
Но объектом самой знаменитой погони стали все олень и не дикий вепрь, а
смертные мужчина и женщина - обрученная жена Финна и его собственный
племянник, Диармайд. Не знавший поражений в военных походах, Финн был на
редкость несчастлив в семейной жизни. Собравшись жениться в достаточно
почтенном возрасте, он отправил послов к Грайне, дочери Кормака, Верховного
короля Ирландии. Сам король Кормак и его дочь дали согласие на этот брак, и
послы Финна возвратились с приглашением посетить королевский дворец на
следующий вечер и повидаться с будущей невестой. Финн отравился к королю с
отрядом стражников, и ему был оказан подобающий прием в главном зале дворца
в Таре. В честь жениха был устроен торжественный пир, во время которого дочь
короля, Грайне, увидев одного из спутников Финна, что называется, положила
глаз на него.
У Диармайда, этого кельтского или, точнее сказать, фианнского Адониса,
на щеке красовалась удивительная родинка, увидев которую ни одна из женщин
не могла остаться равнодушной и тотчас воспламенялась любовью к герою. И
Грайне, несмотря на все свое королевское происхождение, тоже не стала
исключением. Принцесса попросила придворного друида рассказать ей
поподробнее столь почтенных гостях. Друид поведал ей их имена и перечислил
их подвиги. Тогда Грайне приказала подать ей украшенный самоцветами рог для
питья, наполнила его усыпляющим вином и послала его гостям, приказав пить из
него по очереди всем, кроме Диармайда. Никто из них не посмел отказаться от
чести выпить вино из рук принцессы. Итак, все выпили и тотчас заснули
глубоким сном.
Грайне же, поспешно поднявшись, направилась к Диармайду, призналась ему
в пылкой любви и потребовала взаимности.
- Я не могу полюбить обрученную невесту своего вождя, - отвечал юноша,
- не могу, не смею, если бы даже и захотел. - Затем он принялся восхвалять
добродетели Финна и всячески принижать свою собственную славу. Однако Грайне
спокойно отвечала, что она налагает на него гейсы (запреты, которые не
вправе нарушать никто из героев), предписывающие похитить и увезти ее, и
вновь уселась на свое кресло, прежде чем вся благородная компания очнулась
от волшебного сна.
После ужина Диармайд направился к своими друзьям и с глазу на глаз
поведал им о Грайне, внезапно воспылавшей к нему страстью, и о том, что она
наложила на него гейс, согласно которому он должен увезти ее из Тары. Затем
он спросил каждого из фианов, что же ему теперь делать. Те единодушно
отвечали, что герой не вправе нарушать гейс, возложенный на него женщиной.
Диармайд обратился даже к самому Финну, утаив от него имя Грайне, и тот дал
ему точно такой же совет, как и все остальные. В ту же ночь он с Грайне
покинул Тару, направившись к Шэннонскому броду в Атлоне, перебрался через
него и поспешил в некое глухое место, именуемое Лес Двух Шатров. Там
Диармайд и сплел из ветвей лоз хижину для пылкой Грайне.
Тем временем Финн узнал об их бегстве, и гневу его не было предела. Он
тотчас послал своих вассалов, воинов Кланн Неамхуайн, в погоню за беглецами.
Те последовали за ними в лес, и один из них, взобравшись на высокое дерево,
увидел вдалеке хижину, обнесенную крепким частоколом с семью воротами, а
внутри хижины - Грайне и Диармайда. Когда фианы узнали эту новость, они
очень опечалились, поскольку их симпатии были на стороне Диармайда, а вовсе
не Финна. Они попытались было предупредить его, но он не обратил на их слова
никакого внимания, поскольку решил сражаться, а не спасаться бегством. Даже
когда прибыл сам Финн и, подойдя к частоколу, окликнул Диармайда, спросив,
здесь ли его Грайне, тот отвечал, что она здесь, но никто не должен входить
в ворота без его, Диармайда, позволения.
Выйдя на двор, Диармайд, как некогда Кухулин в войне за независимость
Ольстера, увидел, что он один противостоит целому войску, но тут у него, как
и у Кухулина, нашелся небесный покровитель. Любимец клана Туатха Де Данаан,
он был учеником Мананнана Мак Лира еще в бытность в Тир Таирнигириб, Земле
Обетованной, а его воспитателем был сам Оэнгус из Бруга. Мананнан вручил ему
два своих копья, Красный Дротик и Желтое Древко, а также два меча,
прозванные Большая Фурия и Малая Фурия. Кроме того, Оэнгус сам явился
взглянуть на своего воспитанника и облачил его в свой волшебный плащ,
делавший его невидимым. Такой плащ обычно надевали только боги. Затем он
посоветовал Диармайду и Грайне завернуться в этот плащ, выйти из хижины и
незамеченными проскользнуть мимо врагов. Диармайд упорно отказывался
спастись бегством и попросил Оэнгуса взять Грайне под свою защиту. Накинув
на красавицу свой волшебный платок, бог незаметно для фианов вывел принцессу
из кольца врагов.
Тем временем Финн приставил своих воинов сразу ко всем семи воротам
частокола. Диармайду пришлось по очереди перебегать от одних к другим. У
первых ворот его ждали Ойсин, Оскар и воины Кланн Баоизгне. Они предложили
ему свою защиту. У вторых ворот стояли Каоилте и воины Кланн Ронан,
пообещавшие сражаться за него до последней капли крови. За третьими воротами
Диармайда поджидали Конан и воины Кланн Морна, тоже оказавшиеся его
друзьями. У четвертых стояли Куан и фианы Мунстера, родной провинции
Диармайда. У пятых ворот его ждали фианы Ольстера, точно так же пообещавшие
оказать ему помощь в бою с Финном. Зато у шестых ворот его ждала встреча с
воинами Кланн Неамхуайн, ненавидевшими его, а у седьмых стоял сам Финн!
- Вот через твои-то ворота, о Финн, я и выберусь! - воскликнул
Диармайд. Финн тотчас приказал своим воинам немедленно окружить Диармайда,
как только тот выйдет за ворота, и убить его. Однако тот расшвырял частокол,
перепрыгнул через головы врагов и бросился наутек, да так быстро, что
осаждающие никак не могли угнаться за ним. А тот бежал все дальше и дальше,
пока не добрался до того места, куда, как он знал, Оэнгус перенес Грайне.
Благосклонный к нему бог, покидая героя и его возлюбленную, дал им несколько
советов: никогда не прятаться в дереве с одним стволом, не искать укрытия в
пещере с одним-единственным входом, не останавливаться на острове, попасть
на который можно только одним путем, не есть ужин на том же месте, где они
приготовили его, и ни в коем случае не ночевать дважды на одном и том же
месте. Благодаря такой хитроумной тактике они смогут провести вместе еще
какое-то время, прежде чем Финн сумеет их обнаружить.
Однако тому наконец удалось найти беглецов, и Финн послал за ними своих
богатырей с огромными и страшными псами, приказав схватить влюбленных или
прикончить их. Но Диармайд одолел всех своих противников.
Тем не менее Финн упорно продолжал преследовать его, и Диармайд, в
очередной раз пытаясь спастись от погони, укрылся под волшебным деревом -
старой рябиной на которой росли алые, как кровь, ягоды, амброзия богов.
Дерево это выросло из одной-единственной ветки, брошенной в землю кем-то из
богов клана Туатха Де Данаан и когда те узнали, что по недомыслию даровали
смертным небесный источник пищи бессмертия, они тотчас послали одноглазого
великана, фомора по имени Сербам, охранять заветную рябину, чтобы никто не
смог отведать хотя бы ягодку с нее. Целый день истукан стоял на страже под
деревом, а ночью спал на его ветвях, и один вид его бьы настолько страшен,
что ни фианы ни местные жители не решались приблизиться к рябине ближе чем
на несколько миль.
Однако Диармайд решил договориться с фомором по-доброму в надежде
заполучить надежное укрытие для Грайне. Он храбро подошел к великану и
попросил его позволить им поселиться здесь и охотиться по соседству с ним.
Фомор угрюмо отвечал, что он может жить и охотиться где угодно, в том числе
и здесь, если не будет трогать алых ягод рябины. Обрадованный Диармайд мигом
построил возле родника уютную хижину, и они с Грайне поселились в ней,
охотясь на диких животных и питаясь их мясом.
Но вскоре Грайне, которая к тому времени забеременела, как на грех,
появилось непреодолимое желание отведать ягод рябины, и она поняла, что не
успокоится до тех пор, пока не исполнит свою прихоть. Поначалу она скрывала
это пагубное желание, но затем была вынуждена признаться во всем своему
спутнику по изгнанию. Диармайд не испытывал ни малейшей охоты ссориться с
грозным фомором и потому сам поспешил к нему, рассказал о положении, в
котором оказалась Грайне, и попросил дать ей горсть ягод.
Однако суровый фомор отвечал: "Клянусь, что даже если бы жизнь
принцессы и ее будущего ребенка не могло спасти ничто другое, кроме ягод с
моей рябины, и даже если бы она осталась последней женщиной на земле, то и
тогда она не получила бы ни единой ягодки". После этого Диармайду не
оставалось ничего другого как вступить в бой с Сербаном, и после долгой и
изнурительной битвы он убил мрачного исполина.
До Финна тотчас донеслась весть о гибели грозного стража волшебной
рябины, и он сразу же предположил, что его убил не кто иной, как Диармайд, и
вождь во главе семи отрядов фианов отправится в те места. Тем временем
Диармайд с женой покинули свою хижину у ручья и поселились в хижине самого
Сербана, выстроенной на ветвях заколдованнои рябины. В ней вечный изгнанник
и сидел с Грайне, когда Финн со своими воинами подошел к самой рябине и
приказал разбить лагерь под ее ветвями, чтобы переждать дневную жару, а с
наступлением вечерней прохлады продолжили поиски беглецов.
Чтобы скоротать время, Финн приказал принести шахматы и предложил
своему сыну, Ойсину, сыграть партию-другую. Игра началась, и она оказалась
очень упорной, и в конце концов Ойсину предстояло сделать nocледний ход.
- Всего один ход может принести тебе победу - обратился Финн к сыну, -
итак, приглашаю тебя и всех фианов найти этот ход.
Оказалось, что ход этот смог найти только Диармайд, наблюдавший сверху
сквозь ветви за игроками. И он, не удержавшись, бросил одну-единственную
ягодку рябины на то самое поле, на которое должен был поставить свою фигуру
Ойсин, чтобы одержать победу над отцом. Затем они сыграли и вторую, и третью
партии, и всякий раз повторялась га же самая картина И тогда Финн решил, что
ягоды, указывающие Ойсину путь к победе, бросает с дерева тот же Диармайд.
Финн немедленно окликнул его, спросив Диармайда, он ли это, и благородный
герой никогда никому не лгавший, отвечал, что он самый. Тогда воины плотным
кольцом окружили рябину, подобно тому как они некогда брали в кольцо ту
самую лесную хижину. Но и на этот раз все повторилось вновь, ибо мгновенно
явился Оэнгус из Бруга и вынес из окружения Грайне, закутав ее в волшебный
плащ, сделавший ее невидимой. А сам Диармайд, пройдя по толстой ветке за
пределы кольца воинов, спрыгнул на землю у них за спиной и благополучно
спасся бегством.
Таков конец знаменитой "Погони", ибо бог Оэнгус взяв на себя poль
посланника, явился к Финну и предложит ему простить 6eглецов. Все лучшие
воины-фианы принялись упрашивать своего господина сменить гнев на милость.
Так Диармайд и Грайне получили прощение, было позволено вернуться на родину.
Но Финн так никогда и не простил Диармайду этой обиды и вскоре после
примирения послал его на охоту за диким вепрем из Бенн Гулбан [1]. Диармайд
сразил страшного зверя, оставшись цел и невредим, ибо, подобно
древнегреческому герою Ахиллу, он был неуязвим, так что поразить его можно
было только в пяту. Финн, знавший об эгом, приказал герою снять с вепря кожу
и измерить ее длину босыми ступнями. Диармайд так и поступил. И тогда Финн,
заявив, будто герой неправильно измерил ее, велел еще раз промерить ее с
другого конца. На этот раз Диармайду пришлось идти против щетины, и одна из
ядовитых щетинок, пронзив кожу на его пятке, нанесла ему рану, которая
оказалась смертельной.

[1] В наши дни это место называется Бенбулбин; находится оно в
окрестностях Слиго.

Легенда "Погоня за Диармайдом и Грайне", которую мы позволили себе
изложить здесь столь подробно, в известной мере свидетельствует об упадке
былого могущества фианов, которое явно клонилось к неминуемому концу. Друзья
Диармайда никогда не простили Финну того коварства, посредством которого он
обрек его на верную смерть - а неприкрытое соперничество между Голлом и его
Кланн Морна, с одной стороны, и Финном и его Кланн Баоизгне - с другой,
вскоре переросло в откровенную вражду. Между фианами и королями Ирландии
начались вооруженные столкновения, кульминацией которых явиюсь полное
уничтожение фианов в битве при Габхре. Битва эта, по преданию, произошла в
284 году. Правда, сам Финн отошел в мир иной за гол до нее Он пал в бою с
мятежными фианами у брода Бре на реке Бойн. Вместе с ним погиб и король
Кормак Мак Эйрт, отец Грайне. Главными врагами в этой битве были внук Финна
Оскар и сын Кормака Кэйрбр. Это мифическое сражение отличалось такой же
свирепостью, как и последний бой Артура при Камлуане. Оскар сразил Кэйрбра и
сам пал от его копья. Эйдин, жена Оскара, умерла от горя после его гибели, и
Ойсин, отец Оскара, похоронил ее со всеми подобающими почестями в Бен Эдаре
(Хоут) и воздвиг над ее могилой офомный дольмен, стоящий там до сего дня. В
битве погибли почти все фианы и было уничтожено все войско Кэйрбра.
В живых остались лишь двое видных фианов. Одним из них был Каоилте,
которому спасло жизнь его замечательное умение бегать совсем бесшумно, когда
для фианов все уже было потеряно. Знаменитый памятник, известный под
названием "Диалоги старейшин", изображает его, спустя несколько веков,
беседующим со св. Патриком, повествуя тому о славных подвигах фианов.
Потеряв всех своих друзей, оставшихся в той героической эпохе, он, как
гласит предание, сошелся с богами клана Туатха Де Данаан. Так, он участвовал
на стороне Илбреха, сына Мананнана, в сражении против самого Лира и своими
руками убил древнего бога моря. Легенда рассказывает, что он даже завладел
прекрасным дворцом Лира в Сидх Фионнехаидх; после этого мы больше почти
ничего не знаем о нем, за исключением того, что он остался в памяти
ирландцев как один из правителей сидхаДругим был Ойсин, не участвовавший в
битве при Габре, ибо задолго до этого он отправился в путешествие в дальние
края. Такие путешествия совершают многие герои архаических мифов, но в
отличие от простых смертных они всегда возвращаются из них. Как и Кухулин,
Ойсин отправился туда по приглашению богини. Фианы, как обычно, охотились в
окрестностях озера Лейк Килларни, когда перед ними явилась некая женщина
поистине неземной красоты и поведала им, что она - Ниам, дочь Бога Моря.
Гэльский поэт Майкл Комин, создавший в XIX веке немало поэтических
переложений старинных исторических преданий, описывает ее почти также, как
сделали бы это знаменитые барды прошлого [1]:

[1] У.Б. Йейтс на тот же сюжет создал поэтическое произведение под
названием "Скитания Ойсина"

На голове ее сиял венец,
И мантия из дорогого шелка,
Вся в золоте, влачилась по земле,
Когда она ступала по траве.

Как жар горели кольца золотые
На каждом локоне златых ее кудрей;
Глаза ее синели, словно небо,
Как капельки росы на листьях мака.

Алее алой розы были щеки;
Она плыла, как лебедь на волне,
И губы девы были слаще меда,
В душистом растворенного вине.

Богатой позолоченною сбруей
Бряцал ее роскошный белый конь;
Седло под нею было золотым,
И левою рукой она узду держала.

Горели на копытах скакуны
Четыре лучших золотых подковы:
Серебряная перевязь на гриве...
О, то был лучший в целом свете конь!

Такой предстает пред нами Ниам Златокудрая, дочь самого Мананнана, и
неудивительно, что, когда она остановила свой выбор на Ойсине, сыне простого
смертного, все прежние подвиги фианов не шли для него ни в какое сравнение с
ее любовью. Он мигом взлетел на круп коня позади нее, и они поскакали через
всю страну к берегу моря, а потом помчались прямо по гребням волн. И пока
они летели над волнами, красавица описывала своему возлюбленному прекрасную
страну богов почти в тех же выражениях, в каких сам Мананнан воспевал ее
красоты перед Краном, сыном Фебала, в каких Мидхир живописал ее для Этэйн,
ибо всякий, кто отправляется туда, жаждет поделиться ее очарованием с
остающимися в земном мире.

На свете нет прекраснее страны;
Величественней края нет под солнцем.
Там на ветвях - бутоны и плоды.
И золото листвы горит на ветках.

Там изобилье меда и вина,
Всего, чего твой глаз ни пожелает;
И эта роскошь времени не знает:
Ни смерти там, ни увяданья нет.

Итак, влюбленные отправляются в страну чудес, и вскоре их глазам
предстают прекрасные дворцы, тенистые беседки, беломраморные стены,
высящиеся прямо посреди морских волн. У одной из них они останавливаются, и
Ойсин, по повелению Ниам, нападает на свирепого вида фомора, живущего в ней,
изгоняет его прочь и освобождает прелестную деву из клана Туатха Де Данаан,
которую фомор долго томил в заключении. Затем они видят безрогого оленя,
прыгающего с волны на волну, пытаясь спастись от странных белых собак с
кроваво-красными ушами, которые так часто встречаются на страницах кельтских
мифов. Наконец влюбленные достигают берегов Тир на Ог, Страны молодости, и
там Ойсин целых триста лет предается блаженству с Ниам, пока не вспоминает
об Эрине и фианах. В нем просыпается непреодолимое желание вновь увидеть
свои родные края и жителей тамошних мест, и Ниам, отпуская его, дарит ему
своего прекрасного скакуна, но при этом берет с возлюбленного всего одну
клятву - ни в коем случае не ступать ногой на землю. Ойсин, пообещав ей не
делать этого, мигом достигает берегов Ирландии на крыльях ветра. Однако, как
и дети короля Лира после долгих скитаний, он видит, что Эрин изменился до
неузнаваемости. Он пытается разузнать что-нибудь о Финне и фианах, и ему
отвечают, что это - имена людей, живших много веков назад, чьи деяния
описаны в старинных книгах. За это время произошла славная битва при Габре,
в Ирландию приходил св. Патрик и переменил прежние обычаи и веру. Изменился
даже внешний облик людей: они измельчали, стали почти карликами по сравнению
с великанами, жившими в его время. Увидев, как добрых три сотни человек
изнемогают, пытаясь поднять мраморную плиту, Ойсин по доброте душевной
помогает им, легко подняв ее одной рукой. Но при этом от усилия под его
седлом лопнул богатый золотой ремень, и герой, соскользнув с седла, ступил
ногой на землю. Волшебный конь тотчас исчез, а сам Ойсин тотчас утратил свою
вечную молодость и богоподобную красоту, превратившись в слепого, седого,
сгорбленного старика.
В целом ряде вдохновенных старинных баллад, известных под названием
"Диалоги Ойсина со св. Патриком", рассказывается о том, как Ойсин,
странствуя в глубокой старости по земным пределам и будучи не в силах от
дряхлости раздобыть себе хлеб насущный, встретил св. Патрика и тот отвел его
к себе в дом. Затем святой принялся яркими красками живописать перед ним
картины царства небесного, в которое Ойсин может войти, если обратится в
новую веру, и мрачные призраки кромешного ада, в котором претерпевают вечные
муки его прежние друзья, умершие язычниками. На все эти доводы, убеждения и
угрозы святого Ойсин отвечает на удивление спокойно и твердо. Он не может
поверить, чтобы царство небесное было закрыто для фианов, если они только
пожелают войти в него, и, наоборот, уверен, что сам господь бог гордился бы
своей дружбой с фианами. А если это не так, то какой же ему, Ойсину, прок от
вечной жизни, если в ней не будет ни охоты, ни любезничанья с хорошенькими
женщинами, ни старинных преданий и нежных песен? Нет, уж лучше он отправится
к фианам, сидящим за пиром у жаркого очага, и умрет, как и жил.

Глава 16.
УПАДОК И НИЗВЕРЖЕНИЕ БОГОВ

Однако, несмотря на широкую популярность баллад, написанных в форме
диалогов между Ойсином и св. Патриком, некоторые предания упорно утверждают,
что святому удалось-таки обратить славного героя в христианскую веру. Другой
великий воин фианов, Каоилте, также предстает человеком, который с радостью
отрекается от своих языческих суеверий ради спасения, обещанною ему новой
верой. Эти же следы позднейших влияний мы видим и в поздних версиях легенд о
богатырях Красной Ветви Ольстера. Такой была стратегическая линия действий
раннехристианских миссионеров в Ирландии, стремившихся во что бы то ни стало
приписать наиболее любимым и уважаемым героям эпических преданий, бывшим
закоренелыми язычниками, принятие новой, спасительной веры. Так, предания о
Конхобаре и Кухулине после соответствующей редактуры в христианском духе
должны были свидетельствовать о том, что эти языческие витязи в конце своих
дней чудесным образом приняли проповедь новой веры. Поздняя легенда, носящая
название "Призрачная колесница" и сохранившаяся в составе Книги Бурой
Коровы, повествует о том, что знаменитый герой был воскрешен из мертвых св.
Патриком специально для того, чтобы свидетельствовать об истинности
христианского вероучения перед Лаогхайром, Вторым, королем Ирландии, и
отстаивал новую веру с таким вдохновенным пафосом и красноречием, что убедил
скептически настроенного монарха принять ее.
Более того, не раз предпринимались попытки превратить языческих богов
Туатха Де Данаан в христианских святых, однако они оказались далеко не столь
успешными, как аналогичные усилия в отношении героев, имевших гораздо более
земные, человеческие черты. Особенно хорошо это удалось в отношении одного,
точнее - одной из них. Дело в том, что Бригит, кельтская богиня огня, поэзии
и домашнего очага, сегодня почитается в качестве св. Бригитты, или Брид. И
хотя она является едва ли не самой популярной среди ирландских святых, в ней
легко угадываются черты дочери Дагды. Ее христианские атрибуты, большинство
которых так или иначе связано с огнем, с полной определенностью указывают на
ее языческое происхождение. Так, Бригитта родилась на восходе; в доме, в
котором она жила, вспыхнул настолько грозный пожар, что его языки достигали
неба; когда святая набрасывала на голову покрывало, из ее головы исходил
огненный столб; а дыхание ее воскрешало мертвых. Как и Сулис, богиня древних
бриттов, центром почитания которой был Бат, та самая Сулис, которая, по
свидетельству Полигистора, латинского автора III века н. э., "была
повелительницей всех горячих источников, и на ее алтаре пылал вечный огонь,
никогда не превращавшийся в пепел, а, напротив, отвердев, становился
камнем". Бригитта имела собственный культовый центр - монастырь в Килдаре,
на жертвеннике которого никогда не гасло священное пламя. Однажды, в XIII
в., пламя погасло, но его тотчас зажгли вновь, и оно постоянно
поддерживалось вплоть до самого закрытия монастырей при Генрихе VIII. Кроме
того, уголья этого священного огня нельзя было раздувать нечистым
человеческим дыханием. Монахини монастыря на протяжении целых девятнадцати
ночей пытались раздуть его, а на двадцатую ночь оно вспыхнуло и разгорелось
чудесным образом. И поскольку черты и ритуалы прежнего культа Бригитты
изменились весьма незначительно, неудивительно, что те
полухристиане-полуязычники, какими были древние ирландцы, с готовностью
почитали древнюю богиню, принявшую облик христианской святой.
Тщательное изучение ирландской агиологии [1], но всей вероятности,
позволит выявить немало других святых, имена и сакральные атрибуты которых
свидетельствуют об их прежней "карьере" в качестве языческих богов. Однако
их "воцерковление" и почитание в новом качестве не означало отказа от других
мер борьбы с сохраняющимся влиянием обширного пантеона гэльских богов. Так
возникла целая школа эвгемеристов [2], утверждавших, что древние боги были
отнюдь не святыми, а простыми смертными людьми, искома жившими и правившими
в Эрине. Ученые монахи, не жалея сил и стараний, трудились над хрониками,
возводящими историю Ирландии ко временам всемирного потопа. Так, весьма
заманчивой представляется генеалогия, составленная Юджином О'Карри на
основании различных родословных древних королей, составленных и включенных
монахами в знаменитые компендиумы: Баллимотскую, Леканскую и Лейнстерскую
книги. Генеалогия эта показывает, что христианизаторы объявляли потомками
Ноя не только богов клана Туатха Де Данаан, но клан Фир Болг, и фоморов, и
сынов Мил Эспэйна, и народы Парталона и Немеда. Иафет, сын патриарха Ноя,
был отцом Магога, от которого произошли две генеалогические линии; потомками
первой объявлялись сыны Мил Эспэйна, а от второй произошли все остальные
расы и народы.

[1] Агиология - церковно-научная дисциплина, изучающая подвиги святых
(прим. перев.).
[2] Эвгемеризм - особая школа толкований мифов и легенд (прим. перев.).

После того как ячыческие божества превратились в персонажей сперва
всеобщей истории, а затем и истории Ирландии, совсем уж нетрудным делом
стало наделение их датами рождения и смерти и указание мест их обитания,
правления и погребения. Так, предания и хроники сообщают нам точные сроки
правления в Тape Нуады, Дагды, Луга и других мифических королей. Курганы на
берегах реки Бойн стали вполне достойными их усыпальницами. Враги богов,
фоморы, были превращены в неких реальных интервентов, с которыми бывшие
божества вступали в настоящие сражения. Такова, по мнению последователей
этой школы, реальная подоплека мифов о богах и героях.
Справедливости ради надо признать, что у этих старомодных эвгемеристов
существуют ученики и последователи. Среди авторов, пользующихся широким
авторитетом в этой области, есть немало людей, которые, изучая историю
Ирландии или этнический состав коренных жителей Британских островов,
заявляют, будто им удалось обнаружить реальных людей - прототипов
персонажей, упоминаемых в гэльской мифологии. К сожалению, единственное, в
чем авторы таких "открытий" сходятся друг с другом, - это то, что сыны Мил
Эспэйна на самом деле были арийцами-кельтами. А вот в вопросе о прототипе
клана Фир Болг мнения ученых резко расходятся: одни видят в них доарийские
племена, тогда как другие, опираясь в первую очередь на их самоназвание,
считают их белгами, то есть бельгийскими галлами. Что же касается чисто
мифических народов, то тут ученые дают полный простор своей фантазии. Так,
богов клана Туатха Де Данаан в разное время отождествляли с гэлами, пиктами,
данами, скандинавами, лигурийцами и финнами, а в фоморах многие склонны были
усматривать иберийцев, мавров, римлян, тех же финнов, готов или германцев.
Зато народы Парталона и Немхеда уверенно именовались племенами эпохи
палеолита. Впрочем, этого невообразимого хаоса суждений и мнений удалось
счастливо избежать архаически-наивным хронистам, которые вообще не
задавались вопросом о происхождении тех или иных народов, объявляя всех их
выходцами из "Испании".
Разумеется, были и исключения, ибо далеко не всех ученых удовлетворяла
всеобщая мания превращения божеств в реальных людей. Еще в X веке кельтский
поэт по имени Эохаид О'Флинн, писавший о клане Туатха Де Данаан, испытывал
известное затруднение - говорить ли о них как о богах или как о людях - и в
конце концов решительно отказал им в статусе божеств. В своей поэме,
вдодящей в состав Баллимотской книги, он пишет:

Хотя они и прибыли к нам в Эрин
Без всяких кораблей, игрушек волн,
Никто на свете нам не мог ответить,
Откуда они - с неба иль земли.

Ведь если это были злые демоны,
Они бы влачили злой удел изгнания [1]
А если это люди плоть от плоти,
Тогда они потомки Беотаха.

[1] т.е. были бы изгнаны с небес.

Затем поэт перебирает все известные ему племена, и в конце концов
восклицает:

И хоть я всех их вспомнил по порядку,
Я и не думал поклоняться им.

Можно с высокой степенью вероятности предположить, что миряне скорее
склонны согласиться с поэтом, чем с монахом. Благочестивые насельники
монастырских обителей могли переписывать все, что им заблагорассудится, но
мирян было не так-то просто убедить, что их стародавние боги были такими же
людьми, как и они сами. По всей вероятности, они не стремились
разглагольствовать об этом, а просто втайне следовали идеалам,
унаследованным от своих предков. Допустим, ради сохранения мира они готовы
были признать, что Гоибниу был простым смертным; однако его имя по-прежнему
считалось исключительно действенным во всевозможных заклинаниях. Сказанное в
равной мере относится и к Диан Кехту, и обращения к ним обоим содержатся в
стихах, написанных неким ирландским монахом XI века в качестве маргиналий на
полях старинного манускрипта, хранящегося в Галле, Швейцария. Кстати
сказать, до нас дошли некоторые рецепты Диан Кехта, но надо иметь в виду,
что они резко отличаются от аналогичных снадобий, назначавшихся в таких
случаях средневековыми медиками Европы. Может быть, неудачно смешав друг с
другом разные травы, выросшие из тела незадачливого Мидаха, главный медик
Туатха Де Данаан пустился в рискованные эмпирические опыты. Так, он изобрел
особую кашу (поридж) "для облегчения при воспалениях тела, например при
простудах, обильной мокроте, кашле, а также если в теле водятся различные
живые твари вроде червей". В ее состав входили почки орешника, одуванчики,
песчанка, мокричник, щавель и овсяная мука. Принимать ее следовало утром и
вечером. Он также составил снадобья против порчи и колдовства, а также от
сорока различных желудочных недугов. Гоибниу, помимо своей главной функции -
бога-кузнеца и чародея, - пользовался у ирландцев и репутацией мастера еще
одного ремесла, а именно - строительного дела. В этой ипостаси он был
известен под именем Гобан Саэр, что означает "Гоибниу Зодчий", и о его
волшебном искусстве по всей Ирландии ходили самые фантастические легенды.

То был Гобан Саэр, и чудеса
Его не канули в былых веках;
Он в горы уходил, под небеса,
И реки в дол спускал с кайлом в руках.
Шил для судов громадных паруса
И знанье поселял в людских умах, -

писал ирландский поэт Томас Д'Арси М'Ги. Именно ему в первую очередь
приписывается возведение в Ирландии круглых башен, а христианские клирики
еще более увеличили его и без того широкую популярность, провозгласив его
зодчим бесчисленных церквей. Согласно легенде, он любил странствовать по
родной стране, как и его греческий коллега Гефест, которого он весьма
напоминает, отравляясь в рубище кузнеца на поиски приключений. Его работы
сохранились во многих кафедральных соборах и церквах Ирландии, а что
касается приключений, то среди местных жителей бытует множество самых
неверных легенд.
Некоторые из них, как того и можно было ожидать, представляют собой
нечто вроде не вполне вразумительного коллажа из фрагментов старинных мифов.
В них, в качестве вполне земных персонажей, действуют древние; но еще не
забытые боги - Луг, Мананнан и Балор; правда, теперь эти имена носят друиды,
герои и короли Ирландии, жившие в глубокой древности.
Впрочем, одна-две из таких легенд заслуживают более подробного
разговора. Уильям Лармини, занимавшийся еще в XIX веке собиранием памятников
фольклора на острове Ахилл, записал со слов одного престарелого крестьянина
предание, излагающее, правда, в несколько странной версии, эпизод, который
можно по праву назвать центральным событием всей гэльской мифологии: рассказ
о таинственном рождении бога Солнца от родителей-демонов, а также об
убийстве им своего собственного прадеда.
В этой истории рассказывается о том, как Балор Крепкий Удар послал за
Гобаном Зодчим и его сыном, Гобаном-младшим, чтобы те возвели для него
роскошный дворец. И они построили для Балора дворец на диво, и решил не
выпускать зодчих живыми за пределы своего королевства, опасаясь, что они
могут возвести столь же прекрасный замок для кого-нибудь еще. И вот, когда
ничего не подозревавшие зодчие находились на самой крыше здания, Балор
приказал слугам убрать от него все строительные леса, чтобы Гобан с сыном не
могли спуститься вниз, и так и умерли от голода. Но те, разгадав его
коварный замысел, начали разбирать дворец прямо с крыши, так что Балор бы
вынужден позволить им спуститься вниз.
Тем не менее он наотрез отказался позволить им вернуться в Ирландию. И
тогда хитроумный Гобан придумал план. Он заявил Балору, что повреждения,
устроенные на крыше дворца, невозможно устранить без специальных
инструментов, а они, как нарочно, забыли их дома. Упрямый Балор отказался
отпустить их обоих; не пожелал он отпустить и старика Гобана, предложив тому
послать за инструментами своего собственного сына. Тогда Гобан дал сыну
Балора подробные наставления, и тот поспешил в путь. Вскоре он увидел дом, у
дверей которого высилась груда зерна. Войдя в дом, он обнаружил однорукую
женщину и одноглазого ребенка.
Сын Балора узнал по приметам дом кузнеца и попросил женщину дать ему
инструменты. Женщина давно поджидала его, ибо между Гобаном и его женой было
условлено, что ей надо будет сделать, если Балор не пожелает отпустить его.
Она подвела сына Балора к огромному сундуку и сказала, что нужные
инструменты лежат на самом дне его, так что она просто не может до них
дотянуться; и если гость хочет, то пусть сам и достает их оттуда. Но как
только наивный посланник забрался в сундук, хозяйка тотчас захлопнула
крышку, заперла ее на замок и объявила, что он будет оставаться там до тех
пор, пока его отец не отпустит старого Гобана с сыном домой и не выплатит им
сполна награду за труды. Затем она послала такое же письмо самому Балору, и
они договорились об обмене пленниками. Балор обязался отпустить Гобана с
сыном, выплатить им награду за труды и дать корабль, чтобы они могли
вернуться на родину, а жена Гобана, в свою очередь, обещала выпустить из
сундука сына Балора. Но перед тем как отпустить зодчих, Балор спросил их,
кого ему лучше нанять, чтобы починить крышу дворца. Старый Гобан ответил,
что после него самого лучшим строителем во всей Ирландии считается Гавидьен
Го.
Как только Гобан вернулся в Ирландию, он тотчас отправил к Балору
Гавидьена Го, но при этом дал ему совет - в качестве платы за труды
потребовать знаменитую корову Балора, дающую двенадцать бочек молока за один
удой. Балор согласился на такие условия, но, передавая Гавидьену Го корову
перед его возвращением в Эрин, потребовал вернуть ему веревку с шеи коровы -
единственное, что могло удержать корову от возвращения к своему прежнему
хозяину.
Между тем серая корова доставила Гавидьену Го столько неприятностей,
что ему пришлось приставить к нему одного из своих богатырей-воинов, чтобы
тот неусыпно следил за ней днем, а к ночи пригонял домой. При этом Гавидьен
условился с воином, что в уплату за труд он дастему лучший меч, а если
потеряет корову, то поплатится головой.
В конце концов пастух-воин по имени Киан допустил оплошность, и корова
убежала от него. Опомнившись, бросился по ее следам к берегу, гнался за ней
до самой кромки волн, но далее ее следы исчезли под водой. Киан в отчаянии
принялся рвать волосы на голове, как вдруг увидел незнакомца, плывущего в
челноке. Незнакомец, оказавшийся самим Мананнаном Мак Лиром, подплыл ближе к
берегу и спросил, что стряслось с Кианом.
Киан обо всем рассказал ему.
- А что бы дал тому, кто укажет тебе, где находится твоя злосчастная
корова? - поинтересовался Мананнан.
- Сам видишь, мне нечего дать ему, - вздохнул воин.
- Ну, тогда я попрошу у тебя, - заявил Мананнан, - половину награды,
которую ты получишь по возвращении домой. Киан охотно согласился на такое
условие, и Мананнан пригласил его сесть с ним рядом в челнок. В мгновение
ока он домчал воина в королевство Балора и высадил его на берег в краю
обитателей севера, которые не жарят мясо, а поедают пищу сырой. Киан же не
привык к такой пище, он развел костер и принялся готовить на нем еду Увидев
костер, Балор поспешил к нему, отведал жареного мяса, что оно настолько
понравилось ему, что он тотчас назначил своим главным хранителем очага и
поваром.
У Балора была дочь, Этлинн, которой один друид изрек пророчество, что
она должна родить сына, который убьет своего деда. Поэтому король, подобно
Акризию греческой легенды, запер дочь в высокой башне, охранять которую
поручил женщинам, повелев им следить, чтобы Этлинн не виделась ни с кем из
мужчин, кроме него самого. Как-то раз Киан увидел, как Балор входит в башню.
Выждав, когда король выйдет назад и удалится к себе, он тоже решил заглянуть
в башню. Дело в том, что он имел особый дар: перед ним сами собой
открывались любые двери и тотчас закрывались за его спиной. Войдя в башню,
он развел огонь, и это новшество так понравилось дочери Балора, что она
пригласила его наведываться к ней в гости. И после этого - как гласит
сакраментальная формула жителей острова Ахилл - "он стал приходить к ней,
пока у нее не родился ребенок". Родив дитя, дочь грозного Балора поспешно
отдала его Киану, чтобы тот спрятал ребенка в надежном месте. А чтобы малыша
было чем кормить, она дала Киану ту самую веревку с шеи серой коровы. Теперь
Киану угрожала смертельная опасность, ибо Балор все же узнал о появлении
ребенка. Киан отыскал серую корову, привязал ей на шею веревку и погнал ее к
берегу моря. Там он стал ждать Мананнана. На прощание сын Лира[1] сказал
Киану, что, если тот попадет в затруднительное положение, пусть упорно
думает о нем, Мананнане, и он обязательно явится ему. Так вот, Киан принялся
мысленно взывать к Мананнану, и бог тотчас появился перед ним в своем
волшебном челне. Киан поспешно уселся в челн вместе с ребенком и загнал в
него серую корову. Едва они отчалили от берега, как у воды показался
взбешенный Балор.

[1] Т.е. Мананнан Мак Лир. "Мак" в кельтских именах обычно означает сын
(прим. перев.).

Прочитав страшные заклинания, он поднял на море ужасную бурю. Но
Мананнан, друидический статус которого был гораздо выше, мигом усмирил
волны. Тогда Балор превратил море в сплошное пламя, но Мананнан одним
огромным камнем потушил его.
Когда они благополучно возвратились в Ирландию, Мананнан потребовал с
Киана обещанное вознаграждение.
- Я так и не получил ничего, кроме мальчика, - отвечал тот, - и не могу
разделить его пополам, поэтому и готов отдать его тебе целиком.
- Именно об этом я всегда и мечтал, - удовлетворенно заметил Мананнан.
- Когда он подрастет, на всем свете не будет воина, равного ему.
Взяв мальчика, Мананнан тотчас окрестил его в воде, дав малышу имя
Ду-Дауна. Имя это, означающее "Слепое упорство", представляет собой забавно
искаженную версию первоначального имени Йолданах, то есть "Владыка всякого
знания". Когда мальчик вырос, он отправился к берегу моря. Мимо как раз
проплывал корабль, на котором плыл некий муж.
Предания, связанные с Доннибрук Фэйр, явно носят доисторический
характер, ибо мальчик без каких-либо затруднений спросил незнакомца, кто он
такой, а затем, "вытащив из кармана дротик", метнул его в незнакомца и убил
того. Мужем на корабле оказался не кто иной, как Балор. Так исполнилось
пророчество о том, что он погибнет от руки своего собственного внука. И хотя
в предании имя внука не называется, нет никаких сомнений, что это Луг.
Другой вариант этой легенды, записанный ирландским ученым О'Донованом
на побережье Донегала, прямо напротив острова Тори, излюбленного места охоты
Балора, интересен тем, что существенно дополняет только что рассказанную
историю. В этом предании знамени знаменитый Гоибниу носит имя Гавида; он
выступает в роли одного из трех братьев, которых зовут Мак Кинели и Мак
Самтайн. Они втроем были вождями Донегала, где жили кузнецы и крестьяне, а
Балор считался разбойником, грабившим побережье, устраивая опустошительные
набеги из своей крепости - острова Тори. Хозяином волшебной серой коровы был
Мак Кинели, и Балор сумел похитить ее. Хозяин решил отомстить обидчику и,
зная пророчество о смерти Балора от руки его собственного внука, упросил
одну добрую фею даровать ему женский облик и перенести в Тор Мор, где жила в
заключении дочь Балора. В результате этой авантюры на свет появился не
просто сын, которому суждено было исполнить проророчество, а целых трое.
Впрочем, столь щедрая плодовитость оказалась весьма кстати, ибо Балору
удалось утопить двух из трех малышей, а последнего успела унести за море та
самая добрая фея, которая невольно способствовала его появлению на свет. Она
передала малыша его отцу, Мак Кинели, чтобы тот воспитал его. Вскоре после
этого Балору удалось схватить Мак Кинели и в отместку за все то зло, что тот
причинил ему, приказал отрубить ему голову на огромном белом камне,
известном среди местных жителей под названием "камень Кинели".
Удовольствовавшись этим и не подозревая, что у его дочери был еще один
сын, спасенный от смерти и воспитывающийся теперь у кузнеца Гавиды, Балор
продолжал предаваться грабежам и разбою, время от времени наведываясь к
славному кузнецу, чтобы починить оружие или заказать новое. Как-то раз, в
отсутствие Гавиды, он принялся хвастаться перед мальчиком - подручным
кузнеца, как лихо он сумел расправиться с Мак Кинели. Однако закончить этот
гнусный рассказ ему не удалось, ибо Луг - а именно таково было имя
мальчика-подручного - выхватил из горна раскаленную железную полосу и вонзил
ее Балору прямо в глаз, так что даже насквозь пробил тому голову.
Таким образом, в этих двух легендах, записанных в разных районах
Ирландии разными исследователями и к тому же в разное время, сохранилось
множество характерных мифологических деталей, которые можно встретить только
в старинных манускриптах, в состав которых входят еще более ранние тексты. В
них, в частности, можно найти имена целых шести персонажей древнего
гэльского пантеона, каждый из которых уходит корнями в седую древность. Так,
Гоибниу не утратил свой древней функции кузнеца; Балор no-прежнему остался
царем фоморов, обитавшего в северных районах моря; его дочь Этлинн, воспылав
любовью к Киану, родила от него сына, став, таким образом, матерью бога
Солнца Луга, который сохранил к тому же свой старинный титул Йодданах (хотя
сохранившаяся версия этого имени донесла до нас его забавно искаженную
форму, меняющую его смысл на противоположный) и был воспитан самим богом
Мананнаном, сыном Моря, а в конце убил-таки своего деда, нанеся ему роковой
удар в самое страшное его место - смертоносный глаз. По-видимому, в данном
случае мы имеем дело с очень архаической версией предания о фоморах, жене
Гобана и ее ребенке, а также о серой корове и ее волшебной веревке, причем
эта корова явно перекликается со знаменитой телкой черной масти богатыря
Дагды.
Вообще сохранилось немало преданий о Луге. Оэнгусе и прочих древних
богах Эрина. Но все же рядом с Гобан Сааром высится фигура еще одного бога,
пользующегося необычайной популярностью и обладающего поистине безграничной
властью, - фигура великого Мананнана. Мананнан, почитание которого было
распространен необычайно широко, славился как бог-защитник, всегда готовый
прийти на помощь людям, почему-либо отказывавшимся поклоняться ему. Вплоть
до появления св. Колумбы Мананнан считался особым покровителем ирландцев в
чужих краях, защищая их от всяческих бед и напастей и помогал благополучно
возвратиться домой. Крестьянам он посылал благоприятную погоду и помогал
вырастить богатый урожай. Пока усталые земледельцы спали, его подданные-феи
рыхлили и удобряли землю. Но однажды этому благоденствию раз и навсегда
настал конец. Как-то раз святая Колумба, разбив золотой потир, отдала его
слуге, чтобы тот отнес его в починку. На пути тому встретился незнакомец,
спросивший слугу, куда он направляется. Слуга рассказал ему, как было дело,
и показал потир.
Тогда незнакомец слегка дохнул на нее, и разбитые осколки тотчас
срослись. После этого он подал потир слуге, попросил передать его хозяйке и
на прощание сказал, что Мананнан, сын Лира (а это оказался он), починивший
потир, хотел бы спросить у св. Колумбы, может ли и он рассчитывать
когда-нибудь попасть в рай небесный. "Увы - отвечала неумолимая святая, -
нет и не может быть прощения человеку, совершающему подобные деяния!" Слуга
вернулся и передал Мананнану ответ святой, и тот, услышав его слова,
разразился горестными рыданиями. "Горе мне, бедному Мананнану Мак Лиру!
Долгие годы я помогал всем людям Ирландии, но больше я не буду этого делать
до тех пор, пока они не станут слабыми и податливыми, как вода. Пойду я
лучше в седые волны на Хайландс, в Шотландию!" С этими словами он исчез.

{в остальном тексте упомнается СВЯТОЙ КОЛУМБА, а не святая (OCR)}

Однако он до сих пор не забыт на своем собственном острове Мэн, местные
предания которого гласят, что именно там обитал знаменитый бог. Мананнан
считался его королем, с помощью магических чар охранявшим остров or
вторжения иноземцев. Он, например, мог в любой момент вызвать непроглядный
туман, скрывающий остров, мог с помощью тех же заклинаний сделать так, что
один воин казался врагам целой сотней, а стружки, брошенные на воду, -
грозным боевым кораблем. Неудивительно, что ему удавалось охранять свое
королевство от всех набегов до тех пор, пока не окончилось действие его чар.
Он, как и все прочие старые гэльские боги, утратил свое могущество после
прибытия в Ирландию св. Патрика. После этого сакральный статус Мананнана
резко снизится, и он стал заурядным великаном, любящим для забавы
перепрыгивать из своего замка Пил Касл прямо в Контрари Хед или швырять
огромные каменные глыбы, на которых до сих пор oстались отметины его могучих
рук. По преданию, он не брал от своих поклонников и почитателей никаких
подношений, кроме пучков зеленых веток, которые те каждый раз накануне дня
летнего солнцестояния и приносили ему на два горных пика, один из которых в
старину носил название Уоррефилд [1]. а в наши дни - Саут Бэррул [2]. Другой
же, именовавшийся Мэн, сегодня пока не поддается идентификации. Могила же
великана, достигающая в длину почти тридцати ярдов, находится поблизости от
замка Пил Касл. Пожалуй, самая любопытная легенда, связанная с именем
великана, сообщает о том, что у него было целых три ноги, благодаря которым
он передвигался с невероятной скоростью. Как он это делал, нетрудно себе
представить, если взглянуть на остров с отрогов гор, представляющих собой
как бы три громадные конечности великана, расходящиеся из одной точки,
словно спицы в колесе.

[1] Уоррефилд (англ. Warrefield) - поле сражения (прим. перев.).
[2] Саут Бэррул (англ. South Barrule) - Южный Бэррул (прим. перев.).

Ирландское предание гласит, что Мананнан, покинув Ирландию, перебрался
в Шотландию, а вакантный трон короля богов или фей, к великому
неудовольствию тех, кто знал и помнил самого Мананнана, занял один из мужей
клана Мак Мойнканта. По всей вероятности, это неудовольствие и послужило
причиной свержения Мак Мойнканты, ибо в конце концов королем всех фей и
гномов Ирландии стал тот самый Фионнбар, которому еще Дагда выделил сидх
Меадха после свержения клана Туатха Де Данаан войском сынов Мил Эспэйна и
который с тех пор стал играть весьма заметную роль в историях о подвигах
фианов. Авторитет этого старинного предания в Ирландии настолько велик, что
холм Меадха, именуемый в наши дни Кнокма, и ныне считается обителью самого
Фионнбара и его жены, королевы Оонаг. О Фионнбаре сложено множество легенд и
преданий, в том числе, конечно же, и одно из любимых кельтских преданий о
похищении невесты и ее вызволении из рук феи после долгой осады и даже
подкопа под сидх, в котором она томилась в подземной темнице. Фионнбар, как
и Мидхир из Бри Лейт, похитил смертную женщину, Этэйн, которая к тому же
была не супругой Верховного короля, а всего лишь женой одного ирландского
лорда. Тем временем Эохаид Эйремх, услышав неведомый голос, поведавший ему,
куда тот должен отправиться, чтобы отыскать свою похищенную невесту, собрал
всех своих слуг и работников и приступил к разрушению холма Кнокма. К концу
каждого дня осаждающим удавалось почти полностью разрушить его, но за ночь
феи и карлики Фионнбара вновь и вновь восстанавливали курган. Так
продолжалось целых три дня, после чего лорд догадался, что работы по
раскопке надо освятить, посыпав отвалы земли освященной солью. Разумеется,
это средство подействовало как нельзя лучше. Фионнбару пришлось выдать
украденную невесту, находившуюся в беспамятстве с того дня, как он вверг ее
в темницу. Глубокие траншеи, уходящие в глубь холма и, кстати сказать,
сохранившиеся до наших дней, должны убедить всех сомневающихся в
достоверности этой истории. Однако справедливости ради надо признать, что
Фионнбар далеко не всегда предстает в столь неприглядной роли. Так, он, по
преданию, проявлял особо трогательную заботу о семействе Кирванов из замка
Касл Хакет, расположенного на северном склоне холма. Благодаря его
покровительству кладовые замка никогда не пустовали, а вкус старинных вин
нисколько не портился от времени. Присматривал он и за конюшнями замка, и
именно благодаря отличной выучке коней, которых по ночам дрессировали феи и
эльфы Фионнбара, скакуны Джона Кирвана так часто побеждали на скачках в
Курраге. То, что такие истории отражают реальные факты, - а это, без
сомнения, имеет место в данном случае, - свидетельствует о том, в сколь
поздние времена могли бытовать и даже обогащаться новыми деталями памятники
древней мифологии.
Сегодня Фионнбар считается верховным правителем бесчисленного племени
фей и эльфов. У многих из них, в свою очередь, есть свои собственные
вассалы-вожди, образующие кланово-племенную иерархию - наподобие той,
которая существовала в Ирландии во времена кельтов. Фионнбар и Оонаг были
верховными королем и королевой, их вассалом считалась Клиодна, королева
клана Мунстера, правившая своими владениями из сидха возле Мэллоу в графстве
Корк, вассалами которой, в свою очередь, были Аоибхинн, королева фей
Северного Мунстера, и Эйне, королева фей Южного Мунстера. Эти имена - всего
лишь один из примеров. Таким образом, можно без особого труда составить
целую карту владений фей в Ирландии и с почти дипломатической точностью
обозначить границы владений обитателей сидхов. Куда труднее проследить
происхождение и, так сказать, генетическую преемственность этих существ.
Некоторые из них могут быть отождествлены с отдельными древними богами и
богинями. Так, в восточной части Ирландии "банши" (правительницами) фей
почитались Бадб и ее сестры, повелевавшие жизнью и смертью жителей Эрина,
причем даже не обязательно в битвах. Айния, самая могущественная фея
Ольстера, и Эйне, королева Южного Мунстера, - это, по-видимому, один и тот
же персонаж, таинственная и грозная богиня, некогда почитавшаяся под именем
Ану или Дану. Из двух ее позднейших инкарнаций главной хранительницей
традиций и атрибутов культа древней Ану стала Эйне, пользовавшаяся, по
свидетельству поэмы "Выбор имен", особым почитанием в Мунстере в качестве
богини благополучия, материального достатка и изобилия. На протяжении многих
веков в ее честь совершались магические ритуалы накануне дня святого Ионнна
Крестителя [1], целью которой было обеспечить плодородие всего живого в
наступившем году. Крестьяне, жившие в окрестностях ее сидха Кнок Эйне
(Кнокаини), приносили с собой зажженные пучки сена или соломы и водружали их
на шесты и столбы, стоявшие на вершине холма. Затем Крестьяне разбрасывали
их пепел по окрестным полям, а шестами обмахивали посевы и скот. Считалось,
что эти ритуалы должны задобрить богиню и, более того, расположение к людям.
И независимо от того, была ли праматерью всех богов или нет, ее почитали н
качестве прародительницы полутора дюжин наиболее знатных ирландских родов.

[1] Ср. многочисленные языческие обряды, совершавшиеся у славянских
народов в ночь на Ивана Купалу (т. е. того же Иоанна Крестителя. Причем в
славянском варианте его эпитет "Купала" имеет общий корень со словом
"совокупление", что еще более подчеркивает роль ритуальной тантрики и культа
плодородия) (Прим. перев.).

В числе ее потомков был и знаменитый эрл[1] Джералд, сын богини от
союза с четвертым графом Десмондом, по прозвищу Колдун. Как и в известной
легенде о девах, превращенных в лебедей, граф-колдун, согласно преданию,
похитил плащ Эйне, пока та купалась, и отказался вернуть его ей, если она не
станет его невестой; в конце концов он отпустил ее. Тогда Эйне предупредила
мужа, чтобы тот не удивлялся ничему, что бы ни сделал их сын, но один
живительный подвиг, совершенный мальчиком, заставил графа нарушить это
условие, и Эйне, по законам фей, была вынуждена покинуть его. Однако,
потеряв мужа, она не пожелала расстаться с сыном, который после смерти
переселился в царство фей и живет сегодня в глубинах озера Лох Гур в
графстве Лимерик, ожидая, как и герой бриттов Артур, часа освобождения,
когда он вместе со своими воинами явится, чтобы изгнать чужеземцев из
Ирландии. Но это произойдет лишь тогда, когда герой, раз в семь лет пускаясь
вскачь по поверхности озера, начистит серебряные подковы своего коня
настолько, что они сделаются тонкими, как кошачье ухо.

[1]Эрл (англ. ист. Earl) - граф (прим. перев.).

Итак, феями и эльфами стали не только бывшие боги клана Туатха Де
Данаан, но и герои многих других мифических циклов. Так, Донн, сын Мила,
утонувший, так и не ступив на землю Ирландии, живет в так называемом
"чертоге Донна" - гряде песчаных холмов и курганов на полуострове Дингл в
Керри, а в XI веке мы встречаемся с ним в стихах одного местного поэта,
упоминающего его имя наполовину в шутку, наполовину всерьез. Правда, героям
Ольстера не нашлось места в стране фей, зато их соперница, Медб, удостоилась
даже королевского титула, поселившись в знаменитом Сидхе, и, по мнению
многих исследователей, стала прототипом легендарной "королевы Маб". Каоилте,
последний из фианов, несмотря на всю свою официальную склонность к
христианству, вполне удачно вписался в круг Туатха Де Данаан, чего нельзя
сказать ни о ком из его родственников - ни об Ойсине, ни об Оскаре и уж тем
более о самом Финне. Однако врата богов не были закрыты для новых
исторических персонажей, даже из числа простых смертных. Так, Барри,
владелец поместья в Балл и море, по преданию, обитал в заколдованном дворце
в Кноктьерне, одном из холмов гряды Нэйгл Хиллз. Не менее знаменитый герой
О'Донахью, владения которого находились в окрестностях Килларни, сегодня
обитает в глубине вод того самого озера, и его, как гласит предание, даже
можно увидеть в ясную погоду, но всего один раз в год - первого мая.
Помимо славных персонажей, встречающихся нам и в мифах, и на страницах
исторических хроник, есть и такие, всякие письменные свидетельства о которых
давно утрачены, что не мешает им пользоваться широкой популярностью, и даже
такие, чье происхождение восходит к другим, явно неарийским корням,
характерным для подавляющего большинства фей. Их скорее можно отождествить с
эльфами и троллями скандинавов или силенами и сатирами древнегреческих
мифов. Таковы Лепрехаун, который шил феям башмачки и умел находить
спрятанные сокровища, Ган Кенах, или "любезник", нашептывающий на ухо
девушкам нежные любовные речи и истории, когда, по мнению простых смертных,
они должны бы заниматься полезными делами; Пока, который вынуждает путников
сбиться с пути или, приняв образ осла или мула, увозит их на собственной
спине в горы, чтобы те окончательно заблудились; Дулахан, скачущий без
головы верхом на коне, и многие и многие другие дружественные или злобные
духи и призраки. Откуда они пришли в Ирландию? Ответ напрашивается сам
собой. До прихода ариев и еще долго после их появления на всей территории
Европы существовало многочисленное доарийское население, у которого
непременно были свои собственные боги и божества, культы и почитание которых
сохранялись на протяжении многих и многих поколений, будучи крепко
укорененными на местном почве. И разве не могли все эти бесчисленные и
затерянные во мгле веков ирландские Лепрехауны, Поки и Дулаханы, вместе с
шотландскими Клуриканами, Брауни и их сородичами, являть собой не просто
"порождения народной фантазии", а своего рода уменьшенные копии пресловутых
темных богов "темных иберов"?

Продолжение следует...

[ADDED=roninr]1163496984[/ADDED]
Глава 17.
ИРЛАНДСКАЯ ОДИССЕЯ:
СТРАНСТВИЯ МЭЛ ДУИНА

Помимо легенд, так или иначе сложившихся вокруг имен выдающихся героев
прошлого и имеющих некое отношение к истории или хотя бы претендующих на
таковое, существует великое множество больших и малых преданий, повествующих
о подвигах и приключениях, относящихся к сфере романтического вымысла,
чистой фантазии и происходящих за рамками земных координат пространства и
времени. В качестве примера таких легенд можно назвать "Странствия Мэл
Дуина" - блестящий образец занимательной фантазии, сохранившийся в составе
Книги Бурой Коровы и других более ранних источников. Это лишь один из
памятников старинной ирландской литературы, описывающих удивительные
странствия; считается, что он является наиболее ранним из них и послужил как
бы моделью для последующих произведений этого жанра. Эта легенда или, лучше
сказать, сага в более современном и литературно обработанном варианте легла
в основу сюжета поэмы "Странствия Мэлдьюна" Теннисона, под пером которого
она стала настоящим пиршеством ритма и красок, совершенным воплощением
аллегории на тему истории Ирландии. Как увидит ниже читатель, мы находимся в
достаточно странном и неловком положении, ибо нам известно имя автора этого
замечательного памятника примитивной архаической литературы, хотя он сам и
не претендует на роль автора, а лишь говорит, что просто "расположил по
порядку" разрозненные эпизоды "Странствий".К сожалению, мы не знаем, когда
он жил и творил; по всей вероятности, это имело место в IX веке. Атмосфера
этого произведения - вполне христианская, а само оно не имеет сколько-нибудь
существенной ценности в качестве мифологического памятника, за исключением
разве что утверждения о том, что простым смертным следует повиноваться
пророчествам волхвов. В представленном ниже пересказе этого памятника
переданы все приключения со всеми их подробностями, чтобы читатель смог
получить более цельное представление об этом обширном и заметном разделе
ирландской мифологии.
Начинаются "Странствия Мэл Дуина", как это часто имеет место в
ирландских легендах, с рассказа о предыстории героя. Жил в старину некий
именитый муж из септа [1] Оуэнов Аранских, по имени Эйлилл Край Битвы; и вот
однажды он отправился со своим королем в набег в чужие земли. Однажды они
остановились на ночлег возле церкви и женского монастыря. В полночь Эйлилл,
оказавшийся ближе всех к церкви, увидел, что из монастыря вышла некая
монахиня, собиравшаяся позвонить в колокола и собрать сестер на всенощное
бдение, и тотчас набросился на нее. В старину в Ирландии религиозные лица не
пользовались особым уважением, тем более во время войны, вот и Эйлилл тоже
не слишком церемонился с монахиней и овладел ею. На прощание она спросила
его: "Из какого ты племени, как твое имя?" Герой отвечал: "Имя мое - Эйлилл
Край Битвы, а родом я из клана Оуэнов Аранских, что в Томонде.

[1] септ - ирландский клан (Прим. перев.)

Вскоре после этого Эйлилл был убит разбойниками Лейкса, которые сожгли
церковь Дуклуна прямо над его могилой.
Спустя положенное время у монахини родился сын, которого она назвала
Мэл Дуин. Затем она тайно отослала его к своей близкой подруге, королеве
тамошних земель, и она усыновила Мэл Дуина. Мальчик был поистине прекрасен,
и едва ли какое-нибудь создание из плоти и крови могло с ним сравниться. Он
вырос, стал юношей, молодым воином и начал учиться владению оружием. Был он
юноша очень веселого и шутливою нрава. Он превосходил своих друзей во всех
играх: в метании мяча, беге, поднимании тяжелых камней и верховой езде.
И вот однажды один надменный воин, которого юноша одолел в поединке,
сказал ему, что тот и сам не знает, какого он, Мэл Дуин, роду-племени и кто
его настоящие родители. Тогда Мэл Дуин возвратился к своей приемной матери и
заявил:
- Я больше не стану ни пить, ни есть, пока ты не расскажешь мне, кто
были мои настоящие мать и отец. Королева изумленно взглянула на него.
- Я и есть твоя мать, - отвечала она, - ибо ни одна мать на всем свете
никогда не любила своего сына сильней, чем я.
Однако Мэл Дуин стоял на своем, и в конце концов королеве пришлось
отправить его повидаться со своей настоящей матерью, монахиней, которая и
поведала сыну, что его отец Эйлилл из клана Оуэнов Аранских.
Тогда Мэл Дуин отправился к своим родичам, и те хорошо приняли его.
Вместе с ним в качестве гостей поехали и его любимые сводные братья - трое
родных сыновей короля и королевы, воспитавших его.
Прошло время. Однажды Мэл Дуину случилось оказаться в компании молодых
воинов, которые пытались поднять упавший могильный камень на кладбише той
самой Церкви в Дуклуне. И вот, когда Мэл Дуин вместе со всеми взялся за
тяжеленный камень, его нога случайно наступила на треснувшую и обгоревшую
надгробную плиту, и монах, случайно оказавшийся рядом, заметил:
- Лучше бы уж ты отомстил за человека, покоящегося под этой плитой, чем
топтать ногами его обгоревшие кости.
- А кто здесь похоронен? - поинтересовался Мэл Дуин.
- Эйлилл, твой родной отец, - отвечал монах.
- Но кто же его убил? - опять спросил юноша.
- Разбойники из Лейкса, - ответил монах, - они предали его смерти на
этом самом месте.
Услышав это, Мэл Дуин бросил возиться с камнем, завернулся в походный
плащ и поспешил домой. Вернувшись, он первым делом спросил, как ему попасть
в Лейкс. Домашние отвечали, что добраться туда можно только по морю.
Тогда Мэл Дуин, по совету старого друида, решил построить себе лодку
или, лучше сказать, челнок из шкур, наложенных одна поверх другой. Затем
друид поведал ему, что того должны сопровождать семнадцать воинов, а еще
сказал, в какой именно день Мэл Дуин должен начать строительство лодки,
когда ее надо будет спустить на воду и когда ему лучше всего выйти в море.
Наконец к Мэл Дуин со своими спутниками подготовил все как нельзя лучше
и собрался было поднять пaрус, но в этот момент на берег прибежали трое его
сводных братьев и принялись упрашивать его, чтобы он взял в плавание и их.-
Ступайте лучше домой, - возразил Мэл Дуин - ибо я не могу взять ни единого
человека сверх числа, названного друидом.
Однако пылкие юноши не захотели отставать от Мэл Дуина; они бросились в
море и поплыли за лодкой. Чтобы они ненароком не утонули, Мэл Дуину пришлось
остановиться и взять их на борт. Впоследствии они, как мы видим, погибли
из-за собственного упрямства, а Мэл Дуин, ослушавшийся запрета, был осужден
скитаться до тех пор, пока не искупит свою вину.
Творения ирландских бардов обычно весьма традиционны по композиции. Вот
и в данном случае вслед за описанием мизансцены начинается собственно
действие. В дальнейшем сага рассказывает, как Мэл Дуин, увидев на указанном
острове убийцу своего отца, но не имея возможности высадиться на берег, был
вынужден вернуться со своими спутниками в открытое море. Там они повидали
немало больших и малых островов, и с ними произошли самые невероятнее
приключения. С этого момента история становится своего рода мозаикой или
вереницей приключений и происшествий, некоторые из них не представляют
особого интереса, тогда как в других, в частности, в приключениях на Острове
Серебряных Столбов или на Острове Огненного Вала, а также в эпизоде, в
котором участвует орел, нашли выражение представления кельтов о прекрасном,
романтическом и таинственном, причем сделано это с такой яркостью и
изяществом, которые не имеют равных в других памятниках литературы.

ОСТРОВ УБИЙЦЫ
Мэл Дуин со своими спутниками налегали на весла весь день и добрую
половину ночи и наконец увидели перед собой два небольших, лишенных всякой
растительности островка, на которых высились две крепости. С островов
доносился шум битвы. "Держись подальше от меня, - крикнул один из них, - ибо
я - воин куда лучше тебя. Это я убил Эйлилла Край Битвы и сжег над его
трупом церковь в Дуклуне, и никто из его родичей так и не посмел отомстить
мне. Вот и ты тоже не сможешь сделать ничего подобного!"
Услышав это, Мэл Дуин собрался было высадиться на острове, а Герман и
Диуран-Рифмач воскликнули даже, что это сам бог привел их сюда. Однако
внезапно поднялся страшный ветер и унес их лодку в открытое море, и Мэл Дуин
заявил своим сводным братьям: "Это все из-за вас; это вы напросились ко мне
в лодку, нарушив заклятье друида!" Те ничего не ответили и молча опустили
глаза.

ОСТРОВ МУРАВЬЕВ
Затем их лодку носило по волнам еще три дня и три ночи, Мэл Дуин со
своими спутниками не знал, куда им плыть дальше. Наконец на рассвете
четвертого дня они услышали шум прибоя и, когда поднялось солнце,
направились к неведомому острову. Не успев еще высадиться на его берегу, они
заметили рои свирепых муравьев, каждый из которых был величиной с теленка.
Муравьи спешили к берегу и даже забредали в воду, собираясь схватить людей,
так что те поспешили убраться подальше от этого злосчастного острова и еще
три дня опасались приблизиться к суше.

ОСТРОВ ОГРОМНЫХ ПТИЦ
На берегах этого острова были устроены террасы, на террасах росли
раскидистые деревья, а на их ветвях сидели огромные птицы. Мэл Дуин первым
ступил на берег и осторожно осмотрел остров, опасаясь какой-нибудь коварной
беды, но так ничего и не нашел. Тогда его спутники поспешили за ним, убили и
съели множество птиц, а остальных забрали с собой в лодку.

ОСТРОВ СВИРЕПОГО ЧУДОВИЩА
Это был огромный песчаный остров, на котором мореходы заметили странное
чудовище, похожее на коня с кривыми, как у собаки, лапами. Чудовище
бросилось на незваных гостей, но те успели вовремя отплыть подальше от
берега, и вдогонку за ними полетели камни из-под лап странного зверя.

ОСТРОВ ГИГАНТСКИХ КОНЕЙ
Это оказался обширный, плоский, как стол, остров, и первыми на разведку
на него отправились Герман и Диуран. Они увидели просторную зеленую степь,
покрытую следами конских копыт. Каждый из этих следов был величиной с парус,
а вокруг валялись скорлупки от орехов не менее громадных размеров.
Разведчики перепугались и поспешно возвратились на свою немало повидавшую
лодку. Отплыв подальше от берега, они увидели табун гигантских коней и
услышали оглушительное ржание. Кони в том табуне были белые и каурые, и
неслись они быстрее ветра [1]. Мелькнув на берегу, кони тотчас скрылись из
глаз, так что можно было подумать, будто это не животные, а рой демонов.

[1] Конские скачки были излюбленным развлечением древних ирландцев; они
упоминаются в поэме IX века, воспевающей праздник первого мая и всевозможные
удовольствия, которые сулил людям этот месяц. Кстати, само название мая в
древнем галльском календаре означает "месяц конских скачек".

ОСТРОВ КАМЕННОЙ ДВЕРИ
Проплавав по морю еще целую неделю, путешественники наткнулись на
большой, высокий остров, на берегу которого возвышался некий дом. Дверь
этого дома была сделана из камня и открывалась прямо в море, так что через
нее в дом свободно заплывали лососи и, пенясь, врывались волны. Мэл Дуин и
его спутники также вошли в странный дом и обнаружили, что в нем нет ни души.
В углу стояла громадная кровать, предназначавшаяся Мэл Дуину, постели
поменьше, каждая - для троих его приближенных. У каждой кровати был накрыт
стол, уставленный все возможными яствами и напитками. Мэл Дуин и его друзья
основательно выпили и подкрепились, а затем поспешно вышли в море и
продолжили свой путь.

ОСТРОВ ЯБЛОК
Перед тем как пристать к этому острову, путники долго носились по
волнам и порядком устали. К тому же у них кончились запасы пищи, и они
сильно изголодались. Берега этого острова были покрыты густыми зарослями,
опycкавшимися к самой воде. Проплывая мимо скал, Мэл Дуин сорвал одну из
веток и положил ее в лодку. Три дня и три ночи он со своими спутниками искал
бухты, чтобы пристать к берегу острова, но так ничего и не нашел. К тому
времени на сорванной ветке успели чудесным образом вырасти три невиданных
яблока, каждого из которых бедным странникам хватило на целых сорок дней.

ОСТРОВ УДИВИТЕЛЬНОГО ЧУДИЩА
Этот остров со всех сторон был обнесен каменной оградой, внутри которой
металось некое странное чудище. Оно вновь и вновь взбиралось на самую
вершину острова и проделывало невероятный трюк, а именно быстро-быстро
вращалось всем телом внутри собственной кожи, которая оставалась совершенно
неподвижной, а затем, наоборот, вращало кожу вокруг тела. Увидев
мореплавателей, чудище бросилось к ним, но тем удалось спастись, и они
поспешили отплыть от берега. Вслед им полетели камни, и один из них, пробив
щит Мэл Дуина, ударился о киль лодки.

ОСТРОВ КУСАЮЩИХСЯ КОНЕЙ
На этом острове путники увидели множество огромных тварей, похожих на
коней. Эти кони то и дело кусались вырывая друг у друга из крупов огромные
куски мяса, так что весь остров был залит кровью. Мэл Дуин и его спутники
поспешно удалились от его берегов, сетуя, что им никак не удается найти
верный путь и некому указать им его.

ОСТРОВ ОГНЕННЫХ СВИНЕЙ
Изнемогая от усталости, голода и жажды, они подплыли к берегам десятого
острова. На нем росло множество деревьев, ветви которых были сплошь покрыты
золотыми яблоками. Под этими деревьями путники заметили огненно-красных
тварей, похожих на огненных свиней. Свиньи что было сил били копытами по
стволам, яблоки так и сыпались с ветвей, и свиньи тотчас пожирали их. Однако
на рассвете, когда с острова взмывали в небо тучи птиц, улетавших в море,
эти твари скрывались под землю и проводили там весь день, а с наступлением
вечера они возвращались на берег и всю ночь пожирали яблоки.
Мэл Дуин и его спутники, высадившиеся на берег ночью, почувствовали,
что земля у них под ногами так и пышет жаром. Там, под землей, в своих
глубоких норах рылись свиньи. Путники поспешно набрали огромную груду этих
яблок, отлично утолявших не только голод, но и жажду, доверху наполнили ими
свою лодку и, подкрепившись, вышли в море.

ОСТРОВ КРОШЕЧНОЙ КОШЕЧКИ
Наконец яблоки кончились, и бедные мореплаватели подплывая к берегам
одиннадцатого острова, чувствовали сильнейший голод и жажду. На этом острове
высилась огромная белоснежная башня из сверкающего известняка, достававшая
почти до облаков, а вокруг нее стояли высокие здания, сверкавшие, как первый
снег. Путники вошли самый большой из этих домов и не встретили внутри ни
единой живой души, кроме крошечной кошечки, игравшей на четырех каменных
столбах, ловко перепрыгивая с одного на другой. Она искоса поглядела на
ирландских воинов, но резвиться не перестала. На стенах в три ряда висели
удивительные вещи. Первый ряд составляли золотые и серебряные броши, второй
- золотые и серебряные ожерелья, каждое из которых было не меньше обруча с
бочки, а третий - огромные мечи с золотыми и серебряными рукоятками. Кроме
них, в комнате грудами лежали одежды и сверкающие доспехи, а на столах
лежали жареный бык, груды окороков и целые бочки эля.
"Выходит, ты приготовила все это для нас, а?" - обратился Мэл Дуин к
кошечке. Та опять покосилась на него, а затем продолжала играть. Тогда
ирландские витязи наелись до отвала, упились ликером и улеглись спать,
припрятав остатки провизии. На следующее утро, когда гости собрались
покинуть кошечкин дом, самый младший из сводных братьев Мэл Дуина сорвал со
стены одно из ожерелий и собрался было унести его, но тут кошечка внезапно
метнулась в него, словно огненная стрела, и пронзила его насквозь, так что
незадачливый похититель тотчас превратился в золу и замертво рухнул на пол.
После этого Мэл Дуин строго-настрого запретил прикасаться к драгоценностям,
успокоил кошечку, вернул ожерелье на место, а затем вместе со своими
спутниками он похоронил на берегу прах своего товарища, и они в печали
покинули остров.

ОСТРОВ ЧЕРНЫХ И БЕЛЫХ ОВЕЦ
На этом острове они обнаружили высокую медную изгородь, по одну сторону
которой паслось стадо белых овец, а по другую - черных. Вдоль изгороди
прохаживался человек огромного роста, присматривавший за стадами. Время от
времени он брал белую овцу и сажал ее к черным, и та вскоре становилась
черной, или, наоборот, пускал черную овцу к белым, и та тотчас превращалась
в белую. Мэл Дуину вздумалось просто ради опыта выкрасить белой краской
стену на стороне черных овец, и та мигом почернела. И тогда путешественники
в страхе покинули странный остров.

OCTPOB ОГРОМНЫХ КОРОВ
Вскоре путники увидели большой, просторный остров, на котором паслось
стадо свиней. Они тотчас убили самого маленького поросенка и изжарили его на
вертеле, ибо он оказался слишком велик, чтобы тащить его на лодку. Остров
оказался гористым; над ним высоко в небо уходила ослепительная вершина, и
Диуран с Германом отправились на нее, чтобы оглядеть сверху весь остров. На
пути им встретилась широкая река. Решив проверить, насколько она глубока,
Герман опустил в реку копье, и вода, оказавшаяся жидким огнем, мигом спалила
его до половины. На другом берегу они увидели некоего великана, охранившего
стадо каких-то существ, похожих на огромных быков Он угрожающе крикнул
путникам, чтобы они не трогали его телят, и те не заставили себя ждать и
спешно покинули остров.

ОСТРОВ МЕЛЬНИЦЫ
На этом острове спутники Мэл Дуина увидели огромную, странного вида
мельницу, а рядом с ней стоял мельник-исполин, засыпавший на ее жернова
зерно. "На этой мельнице, - заявил он, - я мелю добрую половину зерна в
нашей стране. Здесь постоянно возникают всякие свары и недовольства". Велики
и тяжелы были жернова мельницы, и вся мука, выходившая из-под них, тотчас
увозилась куда-то на запад. И путники, осенив себя крестным знамением,
поспешили выйти в море.

ОСТРОВ ЧЕРНОКОЖИХ ПЛАКАЛЬЩИКОВ
На этом острове путешественники заметили множество чернокожих людей,
рыдавших и сетовавших на жизнь. Один из двух сводных братьев Мэл Дуина
поспешно выскочил на берег и тотчас сам стал черным, как уголь, и принялся
рыдать, как и все прочие. За ним последовали еще двое спутников, и их
ожидала точно такая же участь Четверо других обмотали головы плащами, чтобы
никого не видеть и не дышать воздухом тех мест, и поспешили к двум своим
товарищам, схватили их и силой увели прочь. Что же касается сводного брата
Мэл Дуина. то его вернуть не удалось. Двое спасенных никак не могли
объяснить по чему они вели себя столь странным образом, сказав только, что
им пришлось поневоле делать то же самое, что и все остальные.

ОСТРОВ ЧЕТЫРЕХ ИЗГОРОДЕЙ
Этот остров был разделен на четыре части четырьмя стенами из золота,
серебра, меди и хрусталя. В одной его части жили короли, в другой -
королевы, в третьей - воины, а в четвертой - девы. Как только
путешественники вышли на берег, одна из дев угостила их какой-то пищей,
похожей на сыр и имевшей такой вкус, который более всего нравился каждому из
вкушавших ее. Вместо питья дева принесла им сладкий ликер, выпив которого
они на целых три дня погрузились в сон. Когда же они наконец проснулись, они
обнаружили, что лежат на лодке, покачивающейся посреди моря, а сам остров и
его странные обитатели давным-давно скрылись из виду.

ОСТРОВ СТЕКЛЯННОГО МОСТА
На этом острове путников ожидала едва ли не самое странное приключение
за все время их скитаний. На острове высилась старинная крепость с медными
воротами, к которым вел удивительный стеклянный мост. Но как только путники
попытались ступить на него, мост тотчас отбрасывал их назад. Из крепости
вышла женщина, державшая в руке ведро. Приподняв откидную крышку моста, она
спустила с него на веревке ведро, зачерпнула воды и неторопливо вернулась в
крепость. Путники постучали в медные прутья подъемной решетки, прося
впустить их, звон кованой решетки, раздавшийся в ответ на эти удар оказался
настолько пугающим, что бедные скитальцы никак не могли опомниться до
следующего дня. И тем менее они трижды стучали в решетку, и всякий раз
женщина с насмешкой отказывала Мэл Дуину. На четвертый она все же вышла к
путникам. На ней красовалось длинное белое одеяние, в волосах ее сверкала
золотая диадема, розовых ножках поблескивали серебряные сандалии, а руках
шелестели тончайшие прозрачные шелка.
- Мой привет тебе, о Мэл Дуин, - проговорила женщина, а затем
поочередно приветствовала всех его спутников, назвав каждого из них по
имени. Затем она проводила их, как дорогих гостей, во дворец и предложила
отдельную кровать для самого Мэл Дуина и по одной кровати каждого из трех
его спутников. Хозяйка досыта накормила и напоила их, подавая каждому одно и
то же волшебное ведро, в котором каждый находил для себя все, что только мог
пожелать. И когда она собралась было попрощаться ними, спутники спросили Мэл
Дуина, не хочет ли он ее в жены.
- Но кто же возьмет на себя смелость заговорить с ней о таких вещах? -
возразил Мэл Дуин. Его товарищи только того и ждали. Они обратились к
хозяйке, и та отвечала: "Я доселе не задумывалась о таком грехе".
Однако они повторили свой вопрос, а потом еще и eще раз. "Завтра, -
отвечала наконец хозяйка, - вы получите мой окончательный ответ".
Когда же наступило следующее утро, путники увидели, что они опять
очутились посреди моря, а остров, крепость и ее прекрасная хозяйка исчезли,
словно их и не было.

ОСТРОВ КРИКЛИВЫХ ПТИЦ
Странники еще издали услышали оглушительные крики и странное пение,
отдаленно напоминающее пение псалмов, и, прилежно налегая на весла целый
день и всю ночь, достигли берегов острова, кишевшего птицами с черным и
бурым оперением. Птицы истошно кричали и пытались клевать непрошеных гостей.
И те покинули остров, не решившись даже высадиться на нем.

ОСТРОВ АНАХОРЕТА
На этом острове путники обнаружили множество всяких птиц, а также
странного человека, единственной одеждой которому служили его собственные
волосы. Мэл Дуин и его спутники поспешили спросить бедного отшельника, кто
он и откуда родом. Тот поведал им, что он сам родом из Ирландии и что он
бросил в волны посреди моря клочок своей родной земли [1]. Бог благоволил
превратить этот клочок в уединенный островок, который каждый год
увеличивался на 1 фут, и каждую весну на нем вырастало новое дерево. Морские
птицы - это и есть его родные и близкие, пребывающие здесь вплоть до Судного
дня, так что ангелы приносят им небесную пищу. Путники провели у отшельника
три дня и три ночи, а затем продолжили свое плавание.

[1] По всей вероятности, эти слова следует понимать в том смысле, что
человек этот - отшельник, ищущий остров, на котором он мог бы предаваться
уединению и размышлениям. На островках у западного побережья Ирландии
сохранилось немало развалин келий и часовен, построенных некогда небольшими
монашескими общинами или аскетами-отшельниками.

ОСТРОВ ВОЛШЕБНОГО ФОНТАНА
Здесь путники обнаружили небольшую келью из золота; почва на острове
была белой и мягкой, как пух. В келье их глазам предстал еще один отшельник,
точно так же прикрывавший наготу своими собственными волосами. В келье бил
волшебный фонтан, дававший по средам и пятницам воду, по воскресеньям и дням
памяти мучеников - молоко, а по праздникам памяти апостолов, Пресвятой Девы
Марии, св. Иоанна Крестителя и на Святках - эль и вино.

ОСТРОВ КУЗНИЦЫ
Подплывая к этому острову, скитальцы еще издали услышали странные
звуки, напоминающие лязг и звон железа в огромной кузнице, а также разобрали
оглушительные слова великанов, разговаривавших друг с другом. "Совсем как
малые дети, - заметил один из великанов - плывущие к нам в детском корыте".
Услышав это, Мэл его спутники принялись грести в обратную сторону, развернув
свое утлое суденышко, чтобы великаны не догадались, что они пустились
наутек. Однако вскоре великан-кузнец, догадавшись, вышел из своей громадной
кузницы, держа громадными щипцами не менее громадную глыбу раскаленного
железа, и поспешно опустил ее в воду, так что вода вокруг них тотчас
забурлила и закипела, a плывшиих в лодке так и обдало паром.

МОРЕ ПРОЗРАЧНОГО СТЕКЛА
После этого они еще много дней носились по волнам, пока, наконец, не
оказались в странном море, похожем на зеленое стекло. Оно было настолько
прозрачным, что сквозь него можно было разглядеть камни и даже песчинки на
дне морском; в нем среди подводных камней не было никаких чудищ и
отвратительных тварей - ничего, кроме чистых камешков и зеленого песка.
Путники целый день плыли по этому удивительному морю, любуясь его роскошью и
великолепием.

ПОДВОДНЫЙ ОСТРОВ
Затем путники очутились в еще более странном оре даже их утлой лодки. В
глубине вод они заметили небольшую крепость, окруженную со всех сторон
живописной равниной. Там на ветвях дерева сидело какое-то ужасное чудище,
над которым мирно паслось стадо коров, а внизу, под ним, расхаживал
вооруженный воин. Однако, несмотря на присутствие воина, чудище то и дело
вытягивало свою длинную шею, хватало одну из бедных коров и пожирало ее. Во
время плавания по этому призрачному путешественники видели немало всяких
ужасов и чудес.

ОСТРОВ ПРОРОЧЕСТВА
Приближаясь к этому острову, Мэл Дуин и его спутники заметили, что
вокруг него вздымаются огромные волны, и увидели толпу странного вида людей,
кричавших во весь голос "Это они, это они!", так что скитальцы от страха
едва не лишились чувств. Тогда на берегу появилась некая женщина, принесла
какие-то крупные орехи и раздала всем. Удаляясь от странного острова,
путники услышали, как люди на берегу спрашивали друг друга. "Да где же они?
Куда они запропастились?"- Они уплыли прочь.
- А вот и нет!
"Это весьма походило на то, - говорится далее в предании, - как если бы
кто-то некогда поведал жителям острова пророчество о том, что однажды к ним
явятся чужеземцы и изгонят их с их родного острова, и бедные островитяне
решили, что теперь оно исполняется".

ОСТРОВ ВОДЯНОЙ СТРУИ
На одном конце этого острова била мощная струя воды, которая, словно
арка или, лучше сказать, радуга, повисала над ним и падала на другом его
конце. И стоило только странникам погрузить в эту струю свои копья, как на
их наконечниках сами собою нанизались столько лососей, что вскоре весь
остров переполнился битой рыбой, так что гости даже не смогли погрузить всю
ее на свою лодку.

ОСТРОВ СЕРЕБРЯНОЙ КОЛОННЫ
Следующее чудо, ожидавшее странников,- один из самых поразительных и
запоминающихся эпизодов во всем их путешествии. Этим чудом была квадратная
серебряная колонна, поднимавшаяся со дна моря. Каждая из ее сторон была
шириной с добрых два взмаха весел лодки. Под колонной не было видно ни
камня, ни клочка земли; она росла прямо из пучины морской, а вершина ее
терялась высоко в небе. С этой вершины прямо в море свешивалась Огромная
серебряная сеть, сквозь ячейки которой свободно проплыла лодка путников И
как только она выбралась из сети, Дуиран зацепил багром кусок сетки - Смотри
только не оторви ее, - заметил Мэл Дуин, - ибо это - творение рук поистине
всемогущего человека. Дуиран возразил:
- Клянусь, так я и сделаю во славу имени божьего, чтобы люди поверили в
правдивость наших рассказов и, если мне будет суждено вернуться живым в
Ирландию, я возложу этот кусок серебряной сетки на алтарь церкви в Армаге. -
И когда впоследствии этот кусок действительно взвесили в Армаге, оказалось,
что он весит целых две с половиной унции[1]."И тогда они услышали голос,
раздававшийся с самой вершины той колонны, твердый, громкий и сильный.
Однако они не знали языка, на котором он говорил, и так и не поняли ни
единого слова"

[1] 1 унция = 28,3 г (прим. перев.).

ОСТРОВ НА ПЬЕДЕСТАЛЕ
Следующий остров, представший скитальцам, лежал на возвышенной подошве,
или своего рода пьедестале, поднимавшемся прямо из моря, и мореплаватели
никак не могли подобраться к нему. Но затем они заметили у основания
пьедестала дверь, закрытую на замок, и никак не могли открыть ее и отплыли
прочь с этого странного острова, так и не повидав его жителей и не
перемолвившись с ними ни единым словом.

ОСТРОВ ЖЕНЩИН
На этом острове Мэл Дуин и его спутники обнаружили мощный дун (замок),
стены которого окружали большой дворец. Странники решили высадиться на
берег. И, взобравшись на холм поблизости, осмотреть с него окрестности. В
дуне они увидели нескольких девушек, спешно готовивших для кого-то ванну.
Вскоре появился некий всадник в богатых одеждах, спрыгнул с коня и вошел в
замок, передав поводья своего скакуна одной из девушек.
Путник направился к ванне, и путники увидели, что это была женщина.
Вскоре после этого одна из девушек поспешно приблизилась к ним, поманила и
проговорила. "Королева приглашает вас в гости". Путники не заставили себя
долго упрашивать, вошли в замок и тоже приняли ванну. Затем их пригласили к
столу, и напротив каждого из них уселась прелестная девушка, а напротив Мэл
Дуина сидела сама королева. И Мэл Дуин воспылал страстью к королеве, а его
спутники - к своим девам; и каждой паре возлюбленных был отведен особый
покой с роскошным ложем. Когда же настало утро, и странники собрались
продолжить свой путь, королева не отпустила их и сказала. "Оставайтесь у
нас, и вы никогда не изведаете печальной старости, ибо здесь вы навсегда
останетесь молодыми и пылкими, и восторги и утехи минувшей ночи никогда не
кончатся. Вам больше незачем странствовать по морям с острова на остров".
Затем королева поведала Мэл Дуину, что она - мать семнадцати девушек,
которых они только что видели, а ее муж был королем этого острова. Он давно
скончался, и с тех пор она правит вместо него. Каждый день она уезжает из
замка на просторную равнину, где совершает суд над своими подданными, а
вечером возвращается в свой дун. Путники провели у королевы три долгих
зимних месяца, но, когда те подошли к концу, оказалось, что они пробыли на
острове целых три года. Узнав об этом, спутники Мэл Дуина очень опечалились
и захотели поскорей вернуться к себе на родину.
- Подумайте, - обратился к ним Мэл Дуин, - где мы еще найдем страну
лучше, чем эта? Но его воины не желали ничего слушать и только печально
сетовали на судьбу, а под конец заявили: "Видно, Мэл Дуин очень любит свою
жену и не хочет расставаться с ней. Раз ему так нравится, пускай остается
здесь навсегда, а нам пора возвращаться домой" Однако Мэл Дуин все же не
захотел оставаться на острове один, без друзей, и как-то раз, когда
королева, как обычно, отправилась вершить суд и расправу, мужи ирландские
поспешно спустили лодку на воду и вышли в море. Но не успели они отплыть
подальше, как королева, узнав об их бегстве, примчалась на берег, держа в
руках моток веревки, и бросила веревочную петлю в сторону беглецов. Мэл Дуин
поймал веревку на лету, но она так крепко приклеилась к его руке, что ему не
удалось сбросить ее и королева, изо всех сил тянувшая за веревку, опять
вернула лодку с ирландцами к берегу. И тем поневоле пришлось остаться на
острове еще на три месяца.
Они еще дважды пытались бежать, и оба раза повторялась та же самая
история. Наконец спутники Мэл Дуина стали упрекать его, что он нарочно не
выпускал веревку из рук, чтобы не разлучаться с любимой женщиной. При
очередной попытке бежать с острова веревку поймал другой воин, и Дуиран
тотчас отрубил ему руку, и та вместе с веревочной петлей упала в море. "И
когда королева вытащила конец веревки вместе с обрубком руки, она принялась
рыдать и причитать, да так громко, что весь остров превратился в один
сплошной плач. Так странникам наконец удалось вырваться с Острова Женщин.

ОСТРОВ КРАСНЫХ ЯГОД
На этом острове росли деревья, усыпанные крупными красными ягодами,
дающими опьяняющий сок. Путники развели его водой, чтобы он действовал не
так сильно, наполнили им все бочки на борту лодки и продолжили свой путь.

ОРЛИНЫЙ ОСТРОВ
Этот остров был очень просторным; на одном его конце в изобилии росли
раскидистые дубы и тисы, а на другом паслись стада овец и сверкало небольшое
озеро. Здесь путники увидели маленькую церковь и даже крепость; затем их
глазам предстал древний седой монах, единственной одеждой которого были его
собственные волосы. Мэл Дуин спросил старца, кто он и откуда.
- Я - последний из пятидесяти монахов монастыря Св. Бреннана Биррского,
- отвечал тот. - Мы отправились в паломничество и оказались в океане. Все
братья-монахи один за другим умерли, оставив меня одного. - С этими словами
старец показал гостям некую таблицу (календарь?) святого Бреннана, и те
поверглись перед ней, а Мэл Дуин даже облобызал ее.
Здесь странники провели несколько месяцев, питаясь овцами, пасшимися на
острове. Но вот однажды гости увидели некое облако, приближавшееся к ним с
юго-запада. Когда же оно приблизилось к ним почти вплотную, они увидели
взмахи крыльев и догадались, что это - некая громадная птица. Она прилетела
на, остров откуда-то с моря, очень устала и ослабела и, опустившись на холм
неподалеку от озера, принялась поедать красные ягоды, похожие на виноградные
гроздья, которые росли на громадных - величиной со столетний дуб - ветвях
дерева. При этом сок струями стекал в озеро, туда же падали и клочья ягод,
окрасив воду в нем в ярко-красный цвет.
Опасаясь, как бы эта гигантская птица не схватила их в когти и не
унесла за море, спутники Мэл Дуина поспешно спрятались за деревьями и в
страхе следили за чудищем. Однако затем Мэл Дуин спустился к подножию холма,
но птица не причинила ему никакого вреда, и его спутники поспешно
последовали за ним, прикрываясь щитами, а один из них даже дерзнул сорвать
ягоды с той самой ветки, которую птица держала в когтях, но та и тогда никак
не отреагировала на это и даже не заметила их. И тогда скитальцы,
приглядевшись, увидели, что она - старая-престарая, а оперение ее давно
выцвело и поистрепалось.
В полдень с юго-запада прилетели два орла и, усевшись прямо напротив
громадной птицы и немного отдохнув, принялись за дело, склевывая огромных
насекомых, кишмя кишевших на ее клюве и возле глаз. Орлы продолжали свое
дело до самого заката, а когда он наступил, принялись вместе с
птицей-великаном клевать красные ягоды. Наконец, на следующий день, когда
престарелое чудище полностью очистилось от всяких насекомых, оно вспорхнуло
и опустилось прямо в озеро, и те же два орла продолжали чистить ее оперение.
На третий день странная птица все так же чистилась и плескалась в озере,
хлопая крыльями по воде, а затем, внезапно взмыв в воздух, трижды облетела
вокруг острова и унеслась в том же направлении, откуда прилетела. Теперь она
держалась в воздухе гораздо крепче и Увереннее, словно показывая всем своим
видом, что она совершила мистический переход от дряхлой старости к
молодости, ибо, по словам пророка: "Юность твоя обновилась, как крылья
орла".
Увидев это, Диуран предложил:
- Давайте и мы тоже искупаемся в озере и обновимся в тех же водах, что
и она- Нет уж лучше не надо, - возразили другие, - Она ведь оставила в этой
воде весь свой яд.
Но Диуран не стал их слушать; он нырнул в озеро и даже отпил воды из
него. С тех пор до самой его смерти глаза его сохраняли остроту и зоркость,
он не потерял ни одного зуба и ни одного волоса с головы, ни, более того, не
знал ни хворей, ни болезней.
После того путники попрощались с гостеприимным отшельником и покинули
остров.
ОСТРОВ СМЕЮЩИХСЯ Здесь спутники Мэл Дуина увидели большую толпу людей,
хохотавших и резвившихся беззаботно, словно дети. Решили бросить жребий,
кому из них отразиться на разведку на берег, и выпал жребий последнего
сводного брата Мэл Дуина. И едва тот ступил на землю острова, как тоже
принялся хохотать и веселиться вместе со всеми, и никак не мог ни
остановиться, ни возвратиться к своим друзьям в лодку. И тем пришлось
оставить его и, подняв парус, выйти в море [1].

[1] Так погиб последний из сводных братьев Мэл Дуина; он так и не смог
вернуться к своим.

ОСТРОВ ОГНЕННОГО ВАЛА
Вскоре после этого путешественники заметили небольшой остров,
окруженный со всех сторон огненным валом. С одной стороны этою вала
виднелось отверстие, и, когда путники оказались прямо напротив него они
увидели сквозь него весь остров и даже его обитателей, мужчин и женщин,
многие из которых были удивительно красивы и носили массу всевозможных
украшений и бус, а в руках держали странные золотые сосуды. Затем до слуха
путешественников донеслись звуки дивной музыки. Долго Дуин и его спутники
стояли как завороженные, созерцая сказочное зрелище, а затем, "насытившись
им, постарались сохранить в сердце приятную память о нем".

ОСТРОВ СТАРОГО МОНАХА С О. ТОРИ
Носясь по морю, путешественники вдруг увидели нечто, что поначалу
приняли было за белую птицу, сидевшую на воде. Подплыв поближе, они увидели,
что перед ними - седой старец, единственной одеждой которому служили его
собственные белоснежные волосы. Старец то вставал, то вновь в отчаянии
повергался на камни.- Я монах с Тораха [1], - заговорил старец, - и вот
теперь вынужден влачить свои дни на этом проклятом острове. В монастыре я
был поваром и нередко крал пищу, предназначенную для братии, продавал ее, а
деньги припрятывал. Со временем я накопил немало дорогих облачений, медных
сосудов и книг в золотых переплетах - словом, всего, чего только может
пожелать человек. Нечего и говорить, что сердце мое переполняла гордость.

[1] Остров Тори у берегов Донегала. На нем в старину были монастырь и
церковь, посвященные св. Колумбе.

Однажды, копая могилу, чтобы похоронить в ней какого-то мужлана,
выброшенного волнами на остров, я услышал голос, доносившийся откуда-то
снизу, где, видимо, покоился некий святой Голос произнес:
- Не смей класть труп этого грешника на меня, святого и благочестивого
мужа!
После этих слов монах решил похоронить труп грешника в каком-нибудь
другом месте, и за это ему было обещано воздаяние в жизни вечной. Вскоре
после этого он погрузил в лодку все свои неправедно нажитые сокровища,
собираясь покинуть остров. Попутный ветер подхватил его суденышко и унес его
далеко в море, но, как только берег скрылся из виду, ветер утих и лодка
застыла на месте. Прямо перед собой он увидел некоего мужа, сидевшего на
воде. Разумеется, это был ангел.
- Куда путь держишь? - спросил его муж.
- Плыву куда глаза глядят, ищу приятного пути, - отвечал монах.
- Ну, если бы ты знал, кто и что вокруг тебя, путь этот не показался бы
тебе приятным, - возразил муж. - Всюду вокруг, насколько хватает взгляд, -
тучи мрачных демонов, привлеченных сюда твоей жадностью и гордыней,
воровством и прочими грешными деяниями. Лодка твоя застыла на месте и не
двинется с него, пока ты не исполнишь моих повелений, а тебя самого будет
терзать адское пламя.
С этими словами муж приблизился к лодке и положил руку на плечо монаха,
который покорно обещал исполнить его волю.
- Поскорее брось в пучину, - произнес ангел, - те богатства, которые
лежат в лодке.
- Очень жаль, - вздохнул монах, - что все они падут прахом.
- Знай, что они не пропадут. Есть некий муж, которому они принесут
пользу.
Услышав эти слова, монах без возражений побросал все свои сокровища в
море, оставив лишь простенькую деревянную чашу, и взялся за весла. Ангел дал
ему немного сыворотки и семь хлебцев, завещав на прощание претерпевать все
невзгоды до тех пор, пока его лодка не остановится. Ветер и волны уносили
его все дальше и дальше, и в конце концов его утлая лодка остановилась возле
скалы, на которой путешественники и нашли его. Вокруг него не было ничего,
кроме голой скалы, но, вспомнив слова ангела, монах тотчас шагнул на самый
край скалы, омываемый накатывающимися волнами. Лодку мгновенно унесли волны,
а скала стала чуть попросторнее, так что он смог даже сесть на ней. Там
монах провел целых семь лет, питаясь выдрами, которых приносил ему прямо из
моря волшебный лосось. Тот же лосось приносил ему пылающие поленья и уголья,
чтобы монаху было на чем приготовить себе пищу. Его деревянная чаша каждый
день сама собой наполнялась отменным вином. "И за все эти годы меня не
мучили ни стужа, ни зной".В полдень на скале само собой появилось волшебное
угощение для всех гостей, и тогда престарелый отшельник сказал им:
- Вы непременно вернетесь на родину, а ты, о Мэл Дуин, скоро найдешь
убийцу твоего отца, ибо он встретится тебе в крепости. Но ты не должен
убивать его; прости ему его грех, ибо всеблагой господь спас тебя самого от
множества бед, да и все твои спутники таковы, что вполне заслуживают злой
смерти.
Услышав это, путники попрощались с монахом и продолжили свой путь.

СОКОЛИНЫЙ ОСТРОВ
Остров этот оказался необитаемом, если не считать того, что на нем
паслись стада быков и овец. Путешественники высадились на нем и досыта
наелись баранины. Затем один из них заметил сокола. - Видите! - воскликнул
он. - Этот сокол - совсем такой же, как те, что водятся у нас в Ирландии.
- Не спускай с него глаз, - велел Мэл Дуин,- Запомни, в какую сторону
он полетит отсюда.
Вскоре сокол направился на юг, и весь день до самой ночи изо всех сил
стараясь поспеть за ним.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
И в сумерках они заметили вдали землю, похожую на берега Ирландии, и
вскоре увидели маленький островок, к которому поспешно пристали. Оказалось,
что это - тот самый остров, на котором жил злодей, некогда убивший Эйлилла.
Они поспешили в дун [1], возвышавшийся на острове, и услышали голоса
мужчин, разговаривавших о чем-то за ужином. Наконец, один из них произнес:
- Да, если бы нас нашел теперь Мэл Дуин, нам пришлось бы худо.
- Ну, Мэл Дуин давным-давно утонул, - возразил другой.
- А может, именно он-то и разбудит нас сегодняшней ночью, - заметил
третий.
- Но если он впрямь явится нынче ночью, - протянул четвертый, - что нам
тогда делать?
- Ну, на этот вопрос нетрудно ответить, - отозвался их предводитель. -
Если он пожалует сюда, его надо принять с подобающим почетом; ему ведь
довелось испытать немало бед и страданий. Услышав это, Мэл Дуин постучал в
дверь деревянным молотком.
- Мэл Дуин явился, - громким голосом проговорил он. Затем он и его
спутники мирно вошли в крепость, и хозяева встретили их с почестями и подали
гостам новые одежды. Затем гости принялись рассказывать о чудесах, кои
господь бог явил над ними. По словам "священного поэта" древности, Наес olim
meminisse juvabit [1].

[1] "Настанет день, когда нам сладко будет вспоминать об этом" (лат.)
Эта строка - цитата из "Энеиды" Вергилия. "Священный поэт" - перевод фразы
vates sacer Горация.

Затем Мэл Дуин вернулся домой, к своим родичам, а Диуран Рифмач,
сумевший-таки довезти до дома обрывок серебряной сети, оторванный им от того
самого столба, торжеcтвенно возложил его на алтарь в Армаге в знак
воспоминания о чудесах, явленных богом во время их скитаний. А потом они
вместе поведали всей Ирландии обо всем, что с ними было, об удивительных
чудесах, которые им довелось узреть на суше и на морс, и о бедах, кои им
пришлось претерпеть в пути.
Сага завершается такими словами: "И тогда Прекрасный аэд [аэд Финн
[2]], верховный аэд Ирландии, сложил эту сагу в том виде, как она
представлена здесь. Сделал он это ради услаждения живых и поколений
ирландцев, которые жили и живут после него".

[2] сведений об этом сказителе и поэте в других источниках не
сохранилось. Слава и хвала ему, кем бы он ни был.

Продолжение следует...